– Успокойся, бабуля, – ответил я. – Это моя дочь. Смотри, как похожа.
– Погоди, – сказала старуха. – Очки достану.
Я подождал.
– Э-э-э, – сказала дочь. – У-у-у.
– Да, – сказала старуха. – Похожа. Проклятые коммунисты, продали буржуям страну… Теперь на улицу не выйдешь. Кругом одни цыгане. Иди с богом.
Концерт Елизарова во Владивостоке
Это страшный секрет, его знают только несколько человек в мире.
Писатель должен быть красивым.
Фото-, теле- и киногеничным.
Писателя ждёт слава тогда, и только тогда, когда писатель внешне прекрасен, элегантен, сексуален, и глаз его горит сквозь стекло монокля, как на знаменитом портрете Булгакова.
Внешность важна чрезвычайно; внешность работает.
Это я не придумал – прочитал, одновременно у двоих, очень разных: у Лимонова и у Брета Истона Эллиса.
Не люблю придумывать ничего, объективная реальность всё придумывает за меня и лучше меня.
Категория красоты не относится ни к успеху, ни к рынку, она существует сама по себе.
В русской литературе принято, чтобы писатель был красивым.
Талант писателя обнаруживается не сразу: сначала вы знакомитесь с фамилией и названием на лицевой стороне обложки, потом с портретом автора на задней стороне обложки.
Если автор – какой-нибудь лысый старик или неуверенный очкарик, – вы инстинктивно относитесь к нему с подозрением.
Если автор, наоборот, излишне ярок, напомажен, причёсан и сфотографирован постановочно, в выгодной позе и при выгодном освещении, – вы тоже ему не верите, подозревая манипуляцию. Вы верите только в природную, настоящую красоту и силу взгляда.
Красивый писатель и пишет красиво; всё вокруг него превращается в красоту и гармонию.
Елизаров всегда был одним из самых красивых русских писателей; его внешность легко описывалась словом «демоническая». Елизаров имел длинные чёрные волосы, большие тёмные глаза и рост под два метра.
Елизаров имел три громадных, неотменяемых достоинства: во-первых, он был мастером спорта по вольной борьбе, во-вторых, окончил музыкальную школу по классу оперного вокала, в-третьих, в возрасте 35 лет получил литературную премию «Букер».
Я таких всего двоих знал: древнегреческого философа Платона, чемпиона по кулачным боям, – и Елизарова.
Я страшно завидовал Елизарову: успешному, знаменитому, талантливому и двухметровому.
Может арию спеть, может шею свернуть, многогранный.
Нельзя сказать, что я прямо взял и повесил портрет Елизарова над письменным столом, – но всё же заинтересованно следил за ним несколько лет.
Однажды мы с ним познакомились – в Петербурге, вечером, перед церемонией вручения премии «Национальный бестселлер». Натуральный Елизаров оказался ещё красивее, чем на фотографиях. Я пожал огромную руку, слегка волнуясь.
Впрочем, мне тоже было чем гордиться в тот знаменательный день: я прибыл доискиваться литературной медали не один, а с женой, авиарейсом из Израиля, с Мёртвого моря, и жена повсюду, где появилась, произвела фурор своим загаром и своими длинными ногами.
Мы с Елизаровым поговорили коротко.
Писателям вообще не о чем говорить меж собой.
Ну, или наоборот: писатели могут говорить сутками напролёт, особенно если есть выпивка.
Но обычно они молчат; о чём говорить, и так всё понятно. Сиди, пиши.
Меж людьми столь странного и маргинального занятия есть подсознательное взаимопонимание, как между старыми супругами. |