|
Они двинулись вперед под звездным куполом, и Трокерн спросил: – Как ты думаешь, учитель, сессии переосмысления способствуют самосовершенствованию? – С биологической точки зрения мы остаемся тем, чем были, но можем улучшить свою социальную структуру, если повезет. Под этим я подразумеваю то направление, которого мы теперь придерживаемся – совершенно новое революционное слияние важнейших теорем физической науки с науками гуманитарными, науками об обществе и бытии. Конечно, основная наша функция как биологического вида – быть частью биосферы, и в этой роли мы наиболее полезны неизменными; наша роль может измениться только после нового изменения биосферы. – Но биосфера беспрестанно меняется. Лето отличается от зимы, даже здесь, вблизи тропиков. СарториИрвраш взглянул на горизонт и в глубокой задумчивости проговорил: – Зима и лето – функциональные особенности стабильной биосферы, знамения вдохов и выдохов Гайи, происходящих в размеренном ритме. Человечеству приходится существовать в рамках этой функциональности. С точки зрения агрессивности это положение унылое, безнадежное; и тем не менее именно это в порядке вещей, а фантазии остаются фантазиями. Обыденность перестает быть обыденностью только в том случае, если всю жизнь заключить в рамки веры, подчинить себя вере полностью, во-первых, поместив во главу угла человечество, Повелителей Созидания, а во-вторых, проникнувшись уверенностью, что люди способны изменить свою участь, пожертвовав чем-то еще. Подобный взгляд на вещи приводит к печальным последствиям, что мы видим на примере нашей сестры-планеты. Стоит только принять высокомерную веру в то, что этот мир или будущее хоть в чем-то «наши», как немедленно цена жизни для всех и каждого неизмеримо возрастает. – Думаю, каждый из нас должен решать за себя, – сказал на это Трокерн. Он обнаружил, что ему нравится бродить после заката. С неожиданным жаром СарториИрвраш заявил: – Да, к несчастью, это именно так. Нам приходится учиться на горьком опыте, а не на благоразумных примерах. И это странно. Но не думай, будто я считаю такое положение вещей нормальным. Гайя совершенно простодушно готова уступить нам главенствующее положение. Но на Гелликонии существуют фагоры, которые не позволяют человечеству расслабиться! СарториИрвраш рассмеялся, рассмеялся и Трокерн. – Я знаю, ты считаешь, что я мот и напрасно трачу время, – сказал Трокерн, – но разве Гайя не такая же мотовка, которая хватается за все сразу? Его учитель взглянул на него по-лисьи хитро. – Все и вся следует бросить на произвол судьбы, чтобы все и вся могло пожрать друг друга. Возможно, это не лучший способ установить порядок – вываривать лучшие виды в случайной смеси химического супа, выжидая, кто кого утопит первым. Мы вполне можем взять на вооружение приемы Гайи и организовать собственный гомеостаз. В небе светила луна в последней четверти. СарториИрвраш указал на красную звезду, горящую низко над горизонтом. - Видишь Антарес? Севернее – созвездие Орфея, Змееносца. Орфей – это большое темное пылевое облако примерно за семь световых лет от нас, состоящее из относительно молодых звезд. Среди них и Фреир. Фреир мог бы быть одной из дюжины ярчайших звезд в небе, если бы не пылевое облако. Там обитают фагоры. Мужчины мысленно оценили расстояние и некоторое время молчали. Потом заговорил Трокерн: – Ты никогда не думал, учитель, до чего фагоры напоминают демонов и дьяволов, которыми прежде пугали христиан? – Это не приходило мне в голову. Но я всегда думал о более ранних аллюзиях, о Минотавре из древнегреческого мифа, существе, промежуточном между человеком и быком, затерянном в лабиринте наедине с собственной похотью. |
