красок, не будет аромата. Ах! Не в твоей власти превратить почку в цветок.

Тот, кто может раскрыть почку, делает это так просто..."  Пламя  медленно,

словно лениво, ползло по странице, переваривало ее,  и  страница  ежилась,

теряя смысл. Оставались хрупкие, невесомые лохмотья. Сюда нальешь воды, на

две трети бутылочки примерно. Уразумел? И в  воде  разогревай.  Мы  всегда

превыше всего ценили мир, говорил человек в экране энергично  и  уверенно.

Если нам понадобится еще пятьдесят ракет, мы развернем  все  пятьдесят,  и

никто нам не помешает. Мы руководствуемся только своими интересами и своей

безопасностью. Вашей безопасностью! Мы не устаем бороться за мир с оружием

в  руках  везде,  где  этого  требуют  жизненные  интересы  нашей  страны.

Перестань косить в телевизор. Одно и то же бубнят каждый день. Мир, мир, -

а переезд третий  день  починить  не  могут...  Попробуй  обязательно,  не

перегрел ли. Да не рукой пробуй, а щекой! Она чмокнула его в щеку.  Ой,  у

тебя и щеки-то ничего не поймут, я тебя  до  мозолей  зацеловала.  Или  не

только я? Не уезжай, попросил человек. Я  к  вечеру  вернусь.  Отец  очень

звал, супу вкусного хочет. Ну я же к вечеру вернусь. А ты оставайся тут за

родителя. Научишь ее "папа" говорить, пока я не отсвечиваю. Ой, как я буду

назад спешить, мечтательно проговорила она и пошла к станции, а он остался

за родителя. Когда согрелось  молоко  в  стеклянной  бутылочке  с  мерными

щербинками на боку, он высыпал туда порошок и тщательно разболтал.

     - Соображаешь, чем пахнет? - спросил он хрипло и попробовал бутылочку

щекой. - Сейчас папа тебя накормит.

     Услышав слово "накормит", она  завозилась,  пытаясь  выпростать  руки

из-под укрывавшей ее рыхлой горы.

     - Папа, - отчетливо сказала она, когда человек перегнулся к  ней  над

сеткой кровати. Поспешно зачмокала, скривилась - горьковато, -  но  ни  на

миг не выпустила  соску,  только  смешно  морщилась,  вразнобой  перебирая

мышцами маленького лица.

     - Вот умница, - приговаривал  человек,  свободной  рукой  поддерживая

пушистый теплый орешек ее головы. - Вот молодец... Как славно кушает...

     Она все-таки высвободила руку, он стал запихивать ее  обратно,  он  и

теперь боялся, что она простудится. Не сбавляя темпа, она шумно  дохлебала

последние капли, отодвинула его руку и, удовлетворенно  смеясь,  вцепилась

крохотными пальцами в щетину на  его  подбородке.  Он  ткнулся  в  гладкую

кнопку ее носа, потерся лбом, щеками - она хохотала, повизгивала.

     - Гу-гу-гу. У кого это носик такой маленький? У кого это ручка  такая

тепленькая? Гли-гли-гли! Ну,  будет,  будет,  не  балуйся,  а  то  молочко

обратно выскочит.

     Он так и стоял, пока пальцы ее не разжались  и  рука  не  упала.  Она

уснула, как тонет камень. Он опустился на стул рядом с кроваткой,  сжался,

точно ожидал удара. Ее дыхание, отчетливо слышное в морозной тишине, стало

затрудненным, легонечко булькнуло на выдохе и разорвалось. Скорчившись, он

ждал - но она не дышала. Он не мог поверить, что все случится так  просто.