Изменить размер шрифта - +

 

– До свидания. Красота ты, моя красота! Я только все не могу быть покойна, что ты кончишь тем, что уйдешь жить с каким-нибудь непротивленышем.

 

Лидия холодно, но ласково улыбнулась и молвила:

 

– Ma tante, как можно знать, что с кем будет? Ну, зато я не сбегу с оперным певцом.

 

– Нет! Бога ради нет! Лучше кто хочешь, но только чтоб не непротивленыш. Эти «малютки» и их курдючки… это всего противнее.

 

– Ах, ma tante, я уж и не знаю, что не противно!

 

– Ну, пусть лучше будет все противно, но только не так, как эти, которые учат, чтоб не венчаться и не крестить. Обвенчайся, и потом пусть бог тебя хранит, как ему угодно.

 

И тетка встала и начала ее крестить, а потом проводила ее в переднюю и тут ей шепнула:

 

– Не осуждай меня, что я была с тобой резка. Я так должна при этой женщине, да и тебе вперед советую при ней быть осторожной.

 

– О, пустяки, ma tante! Я никого не боюсь.

 

– Не боишься?.. Не говори о том, чего не знаешь.

 

– Ах, ma tante, я не хочу и знать: мне нечего бояться.

 

Сказав это, девушка заметалась, отыскивая рукою ручку двери, и вышла на лестницу смущенная, с пылающим лицом, на котором разом отражались стыд, гнев и сожаление.

 

Проходя мимо швейцара, она опустила вуалетку, но зоркий, наблюдательный взор швейцара все-таки видел, что она плакала.

 

– Эту тут завсегда пробирают! – сказал он стоявшему у ворот дворнику.

 

– Да, ей видать что попало! – ответил не менее наблюдательный дворник.

 

А хозяйка между тем возвратилась в свой «салон» и спросила:

 

– Как вам нравится этот экземплярец?

 

Гостья только опустила глаза кроткой лани и ответила:

 

– Все уловить нельзя, но везде и во всем сквозит живая красная нитка.

 

– О, да сегодня она еще очень тиха, а в прошлый раз дело чуть не дошло до скандала. Кто-то вспомнил наше доброе время и сказал, какие тогда бывали сваты, которым никто не смел отказать. Так она прямо ответила: «Как хорошо, что теперь хоть это не делается!»

 

– Они, из гимназий, так реальны, что совсем не понимают институтской теплоты.

 

– Нисколько! Я ее тогда прямо спросила, неужто ты бы не была тронута, если бы тебе подвели жениха? – так она даже вспыхнула и оторвала: «Я не крепостная девка!»

 

– Я говорю вам, везде красная нить. И какая заносчивость, с какою она самоуверенностью говорит о личном увлечении несчастной сестры этой Федоры!

 

– Она очень сострадательна к детям.

 

– Но что же делать, когда дети не наполняют женщине всей ее жизни?

 

– Ах, с детьми очень много хлопот!

 

– Да и даже простые, самые грубые люди при детях еще ищут забыться в любви. У меня в прачках семь лет живет прекрасная женщина и всегда с собой борется, а в результате все-таки всякий год посылает нового жильца в воспитательный дом. А анонимный автор все продолжает, без подписи, и ничего знать не хочет: придет, отколотит ее, и что есть, все оберет. И таковы они все. Альфонсизм в наших нравах. А когда я ей сказала: «Брось их всех вон или обратись к религии: это поможет», – она меня послушала и поехала в Кронштадт, но оттуда на обратном пути купила выборгских кренделей и заехала к мерзавцу вместе чай пить, и теперь опять с коробком ходит и очень счастлива.

Быстрый переход