— Нет, я хочу лечь спать. Мы поговорим об этом…

— Мы поговорим об этом сейчас, и немедленно, сукин ты сын!

— Не о чем говорить, Сьюзен.

— Правильно, Мэттью. После сегодняшней ночи больше не о чем говорить. Но это-то мы и должны обсудить сейчас.

— Я не желаю ничего слушать.

— Тебе придется выслушать, или я разбужу Джоанну и все ей расскажу. Ты хочешь, чтобы твоя дочь все это услышала, Мэттью?

— Что тебе нужно, Сьюзен? Если ты так уверена, что тот, кто тебе позвонил, сказал правду…

— Он сказал правду.

— Что ж, отлично. Ты веришь этому, — ну и ладно!

— Она пыталась покончить с собой, Мэттью.

— Что?!

— Она проглотила половину упаковки снотворного.

— Кто… Это он тебе сказал?

— Да.

— Я тебе не верю.

— Позвони ей. Спроси.

— С какой стати… Я с ней не знаком. Я даже не помню, что мы встречались…

— Мэттью, она пыталась покончить с собой! Ради всего святого, ты все еще собираешься продолжать?..

— Ладно, — устало сказал я.

— Ага.

— Когда он позвонил?

— Минут десять назад.

— С ней… с ней все в порядке?

— Я уже думала, ты так и не спросишь.

— Послушай, Сьюзен…

— Не смей называть меня так, негодяй!

— Что же все-таки произошло? Ты можешь мне рассказать, что произошло, или…

— Он смотрел телевизор. А когда в одиннадцать отправился спать, то обнаружил, что она без сознания.

— Он вызвал врача?

— Нет.

— Почему?

— Понял, в чем дело — по всему полу были разбросаны таблетки. Он постарался, чтобы ее вырвало, засунул ее под холодный душ, а потом заставил ходить взад-вперед по спальне. Вот тогда она ему все и рассказала, Мэттью. Пока они ходили туда-сюда, туда-сюда. — Она сделала ударение на последних словах «туда-сюда», изображая это хождение на крышке стола при помощи указательного и среднего пальцев правой руки, через стопку бумаги, ножницы и обратно к телефону. Вот так: «Туда-сюда, туда-сюда». Я наблюдал за движением ее пальцев и представлял себе Эгги, цепляющуюся за своего мужа, и его, беспрерывной ходьбой старающегося ослабить действие злополучных таблеток. Ее волосы, должно быть, еще влажные от душа, лицо мертвенно-бледное, темно-серые глаза широко раскрыты. И она говорит. Рассказывает, еле шевеля языком.

— Ладно, — сказал я.

— Ладно? — Сьюзен прекратила маршировать пальцами, стиснула правую руку в кулак и ударила себя по коленке. — Что ты хочешь сказать этим словом «ладно», Мэттью?

— Значит, ладно, теперь мне известно, что произошло.

— Но ты не знаешь, почему это произошло? Ни сном ни духом. Ты не знаешь, почему она приняла эти таблетки, не так ли?

— Почему же, Сьюзен?

— Потому что была убеждена, что ты не осмелишься просить у меня развода, — ответила Сьюзен и разразилась смехом. Ее смех напугал меня. У меня внезапно появилось предчувствие, что сейчас начнется еще один кошмар, что, возможно, он уже начался в тот самый момент, когда я вошел в дом и увидел, что в кабинете горит свет. А может, раньше — пронзительно звонит телефон, и Сьюзен, обнаженная, спешит через холл в кабинет, чтобы поднять трубку.