Передавали один из фортепианных квартетов Стравинского. По понедельникам передают камерную музыку. Муж внизу смотрел телевизор, а я читала и слушала музыку, как вдруг я поняла, что ты так никогда этого не сделаешь — никогда ей не скажешь. Я пошла… я встала с кровати и пошла в ванную — на мне был пеньюар, который ты подарил мне на Рождество, а я говорила, что это мама мне прислала из Кембриджа, голубой с кружевной отделкой. Там хранились таблетки еще с той поры, когда Джулия болела коклюшем и я не могла спать ночами. Я забрала их с собой в постель и проглотила не запивая. Я просто бросала их в рот, пока… — Она снова всхлипнула. — Понимаешь, Мэттью, все казалось таким бессмысленным! Моя жизнь без тебя… Она бессмысленна!
— Что же нам теперь делать?
— Не знаю, Мэттью. Так что мы будем делать?
— Не знаю.
— А когда ты будешь знать?
— Мне нужно время, чтобы…
— А у меня нет времени! — перебила она и бросила трубку. Послышался щелчок, а затем молчание. Я снова набрал ее номер. Раздались гудки. Я решил подождать, но вдруг испугался, что оставшиеся таблетки…
— Алло?
— Эгги, только не бросай трубку.
— Чего тебе, Мэттью?
— Когда я смогу с тобой увидеться?
— Зачем?
— Нам нужно поговорить.
— Неужели?
— Ты знаешь это так же, как и я.
— Не уверена.
— Эгги, ради всего святого…
— Решай, — сказала она. — Позвони мне, когда решишь наконец, что собираешься делать дальше.
— Не вешай трубку, Эгги.
— Именно это я и хочу сделать, — отрезала она.
— Эгги…
Гудки оборвали меня на полуслове.
Я повесил трубку на рычаг и уставился на телефон, размышляя о том, сколько же часов мы с Эгги проговорили по телефону в прошлом году. Тайные звонки из конторы, звонки из телефонных будок — как теперь обходиться без них? «Позвони мне, когда решишь…» Я поднял трубку и снова опустил. Потом встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет.
Сегодня утром многое нужно было сделать, причем именно мне. Майкл. Я должен повидаться с Майклом. Я хотел поговорить с ним о письме, которое он написал сестре, да и о телефонном звонке своей матери тоже. После того, как он сказал, что не хочет вмешиваться в это дело: «В общем, мама, так: я не хочу говорить с папой об этих чертовых алиментах». Джоанна называла меня «папа» или «папочка», а как, интересно, Карин называла своего отца? Правильно, «папа»: «Факт номер один — у папы есть другая женщина…» Правда, дочка отцу не позвонила, все любящие звонки для мамы, наплевать ей на папу, у которого теперь другая женщина. Позвонила маме в субботу утром, хотела перезвонить ей сегодня утром, потому что самолет… «Я пыталась дозвониться ей прошлой ночью из Нью-Йорка, но ее не было дома».
Карин говорила о воскресной ночи. Воскресная ночь! Предполагалось, что в эту ночь Бетти Парчейз сидела дома и смотрела телевизор.
«Я пыталась дозвониться ей прошлой ночью из Нью-Йорка, но ее не было дома».
И тут до меня наконец дошло.
Когда она в конце концов подошла к двери, поверх ночной рубашки у нее был накинут халат. В течение нескольких минут я названивал в дверь, а потом барабанил кулаком. Наконец она открыла дверь и уставилась на меня, часто моргая от солнечного света. На ее заспанном лице не было никакой косметики.
— Извини, что беспокою, — сказал я, — но у меня к тебе несколько вопросов. |