Губы Бо беззвучно шевелились некоторое время, прежде чем он выдавил «хорошо».

— Что касается документов, то я буду держать их в безопасном месте на тот случай, если возникнут еще какие-нибудь проблемы.

Пендергаст встал, и Перельман сделал то же самое: он не мог дождаться, когда уберется оттуда. Пендергаст превратил коммандера в трясущуюся, еле дышащую развалину.

Он посмотрел на Дарби и неожиданно громко проговорил:

— О, лейтенант, вы не делали никаких записей! Позор вам!

С этими словами он вышел из кабинета, и Перельман поспешил за ним. Они сели в машину. Перельман, глубоко дыша, скорее заполз, чем забрался на пассажирское сиденье. Он никогда еще не видел подобного противоборства — такого холодного, такого эффективного, такого сокрушительного.

— Ну, дружище, вы жесткий игрок, — сказал он наконец.

— Это не игра, — возразил Пендергаст и только теперь позволил слабой улыбке появиться на его аскетическом лице. — Давайте найдем ресторанчик со свежими каменными крабами. Колотыми, с горчичным соусом. У меня разыгрался аппетит.

41

Утренний автобус из Акатана до мексиканской границы был перегружен, в салоне воняло соляркой, и на преодоление двадцати пяти миль ушло два часа тряской езды. На унылой пограничной станции автобус со стоном остановился, здесь всем пришлось выйти, предъявить свои документы агенту мексиканской пограничной службы и пересесть в другой, не менее дряхлый автобус, который тащился по шоссе еще около часа.

Наконец со скрежетом тормозов автобус въехал в городок Ла-Глория в штате Чьяпас на юге Мексики. Здесь вышел один только Колдмун, что и не удивительно, подумал он, оглядывая этот изолированный городок с поникшими пальмами и запыленным кустарником вдоль грунтовых дорог. Он перебросил рюкзачок через плечо и проводил взглядом автобус, который поехал дальше. Водитель любезно высадил Колдмуна перед баром «Дель Чарро» на окраине, с его одинокой мигающей рекламой пива «Ольмека» в окне и негромкими звуками музыки ранчера, доносящимися изнутри. Колдмун пересек улицу и почти пустую в это время дня парковку перед баром и открыл дверь.

Внутри стояла благодатная прохлада и полумрак, и глазам Колдмуна понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться. В баре не было никого, кроме бармена и подростка, сидевшего на бочке в дальнем конце бара.

Колдмун неспешно подошел к стойке и сел.

— Что желаете, сеньор? — спросил бармен по-испански.

— «Ольмеку», пожалуйста.

Бармен, любезного вида человек в яркой полосатой рубашке и ковбойской шляпе, принес бутылку.

— Стакан?

— Спасибо, не нужно.

Бармен поставил бутылку, и Колдмун взял ее.

— Вы, случайно, не сеньор Корвачо?

— Он самый.

Начало было неплохим.

— Я ищу одного друга.

— И кто ваш друг?

— Он называет себя Эль-Монито.

Услышав это имя, Корвачо замер на миг и затем сказал слишком быстро:

— Никогда о нем не слышал.

Колдмун кивнул. Он сделал глоток пива, на удивление холодного, в то время как Корвачо демонстративно принялся вытирать стойку. Колдмун видел, что его вопрос встревожил бармена и тот пытается скрыть свое беспокойство.

Потягивая пиво, Колдмун размышлял, что делать дальше. Он мог бы предложить бармену деньги, но это только испугает его еще сильнее. Иногда, подумал он, правда — или что-то к ней близкое — действует лучше изощренной лжи.

— Я пытаюсь найти одного человека, — сказал Колдмун, — женщину, пришедшую в декабре из Сан-Мигель-Акатана вместе с группой, которая отправилась дальше на север, в Америку.