…И вдруг почувствовал легкое скользящее прикосновение чьей-то руки к его правому плечу. Движение было таким плавным, таким неожиданным, что на миг он задумался, не снится ли ему это. Но ничего похожего на сновидение не было в том, как рука внезапно потяжелела и ухватила его за шею под подбородком, а вторая рука со змеиной быстротой метнулась к его горлу с зажатым в кулаке коротким и невероятно острым ножом, блеснувшим в его инфракрасных очках всего на мгновение, прежде чем уколоть его острием в мягкие ткани над адамовым яблоком. И пока он пребывал в состоянии смятения и ужаса, не понимая, что реально, а что ему снится, раздался голос, безошибочно женский, но низкий и необычный, в котором звучала дикая, но в то же время вежливая угроза.

— Добрый вечер, мистер Уилкинсон. Прежде чем вы как-нибудь прореагируете, позвольте предложить вам выбор. Если вы бросите пистолет, а за ним ваш фонарик и этот идиотский шлем, я уберу нож от вашего горла. Если будете сопротивляться, я перережу четыре скелетные мышцы вашего языка и буду готова перерезать вашу сонную артерию. Выбирать вам, но в вашей ситуации я бы порекомендовала первый вариант. Вам будет гораздо легче объяснить мне все это с нетронутой подъязычной костью.

47

Констанс легко поднялась по ступеням подвальной лестницы, потом тихо, но твердо закрыла и заперла за собой тяжелую дверь. В кухне, как и в остальном доме, свет был выключен. Констанс сделала это несколько часов назад, устраивая ловушку, но теперь эта мрачная пустота действовала ей на нервы. Ей хотелось, чтобы Пендергаст поскорее вернулся, — у нее было какое-то кошачье желание предъявить хозяину результат своих охотничьих талантов.

Она подошла к раковине, пустила воду, взяла мыло из фарфоровой мыльницы и с особым тщанием вымыла руки и предплечья. Затем вытащила из потайного кармана свой стилет, раскрыла его и с неменьшим тщанием промыла острое как бритва лезвие. Вытерев руки и нож, она сняла черный траурный плащ, который надевала во время своих долгих бдений в подвале, сложила его несколькими умелыми движениями и аккуратно повесила на спинку стула. Под плащом на ней был удобный канадский свитер из тонкого серого флиса и такие же легинсы — необычный для нее выбор одежды, позволяющей быстро и без ограничений двигаться и в то же время дающей отличную маскировку; к тому же в подвале было сыро и на удивление прохладно.

Констанс на мгновение остановилась, прислушиваясь. Единственными звуками, доносившимися до нее, были шум дождя, хаотические вспышки низкого клекота из полицейского сканера и приглушенные крики из подвала. Обращая на последние внимания не больше, чем на сканер, она вошла в буфетную, наполнила льдом хрустальный графин, щедрой рукой налила туда аперитив «Лилле», отрезала четвертушку дольки лайма, бросила в бокал, потом вытерла руки о ближайшее полотенце. Вернувшись в кухню, она распахнула дверь на заднюю веранду. Ей было любопытно увидеть место входа, которое использовал этот человек и которое ей, как ни странно, не удалось обнаружить. Но сначала она хотела отдохнуть несколько минут в успокоительной темноте.

Прохладный влажный ветерок с залива и стук дождя по крыше веранды были приятными и в то же время расслабляли. На берегу было пусто, а большие дома справа от Мортлах-хауса уже погрузились в темноту и заснули. Полицейский сканер лежал на круглом плетеном столе, выкрашенном в белый цвет, и Констанс подошла к креслу-качалке в дальнем конце веранды, чтобы быть подальше от этих звуков.

Теперь, когда она поймала «призрака», ее мысли обратились к отсутствующему опекуну — и к так и не решенному и никогда не обсуждаемому характеру их отношений. После того как дело Брокенхартса было закрыто, предложение Пендергаста провести неделю на шикарном безымянном острове разбудило надежды, которые она так долго подавляла в себе. Но тут, словно жестокий Меркурий, появился ответственный заместитель директора Пикетт и пробыл ровно столько, сколько было нужно, чтобы увезти Пендергаста, оставив Констанс наедине с собой, поглощенной мыслями о том, что было и что могло бы быть.