Мне казалось, будто здесь, у раскрытого окна лоджии, я стою вечно и, выдыхая этот дым, рождаю другие миры.
Папироса догорела до картонного фильтра и потухла. Я бросил окурок вниз, и, пока смотрел, как он падает, у меня было ощущение длящейся вечности. Наконец он коснулся асфальта. Меня вдруг охватила сильная слабость, я еле добрался до дивана. При этом маленькое расстояние превратилось в лиги странного, бесконечного пути. Я чувствовал себя странником, который ищет место последнего отдохновения. Упав на диван, я забылся глубоким сном.
... Странные видения проносились передо мной. Я то летал по комнате, кружась в хороводе каких‑то непонятных светящихся существ, то переживал моменты прошедшей жизни, точно зная, где я поступил правильно, а где следовало вести себя по‑другому. Я был со своей первой девушкой. Только не в квартире одного из моих друзей, как это было на самом деле, а в лесу, где деревья шептали нам слова, смысл которых я не мог понять... Потом я шел по пустыне и в руках у меня была полная фляга воды. Но сколько я из нее ни пил, мне хотелось пить еще больше... Потом я тонул. Причем, выныривая, обнаруживал вокруг себя безбрежную пустоту моря... Я был птицей, которая вспорхнула с утеса и, камнем падая вниз, раскрыла крылья, подхватывая потоки воздуха... Я был этим ветром, скалами, темно‑синим пятнышком горного озера где‑то далеко‑далеко внизу... Я был огнем, который кто‑то пытался потушить, но от этого я (или он?) разгорался еще сильнее... Потом была пустота. Черная, всеобъемлющая пустота, колодец без дна, куда я падал. В конце падения я почувствовал, как чья‑то рука схватила меня, препятствуя движению вниз. Рука уверенно тянула меня назад. Я открыл глаза. Надо мной склонился отец.
– Пап, это не наркота, – сказал я первое, что пришло на ум.
– Я знаю. – Отец как‑то грустно улыбнулся.
– Сколько я был в отключке?
– Когда ты принял таблетки?
– В пятницу где‑то около шести. Точно не помню.
– Сейчас воскресенье, половина шестого. Почти двое суток!
– Собака? – тут же спросил я.
– Все нормально. Мы приехали в субботу утром, когда не отвечал телефон.
– Ты видел содержимое пакета?
– Да. Ты ведь хотел со мной посоветоваться. Хотел... – Отец снова печально улыбнулся. – Боялся?
– Да. – Я невольно сглотнул комок, вдруг появившийся в горле.
– Правильно делал. Ты не представляешь, какие старые связи я поднял. Аж до самого бывшего советника секретаря ЦК партии дошел. И то всей правды не узнал. Только успокоился, что это не наркотики.
Видимо, уловив на моем лице удивление, отец похлопал меня по плечу.
– Значит, мое удостоверение ФСБ настоящее? – Я вспомнил, как ГРУ недолюбливало ФСБ.
– Да, можешь мне поверить, настоящее.
– Но кто они? Удостоверение настоящее. Значит, они правда ФСБ. Тот самый секретный Тринадцатый отдел, как у Климова.
– Нет никакого Тринадцатого отдела.
– Тогда почему удостоверение настоящее?
– Потому, что выдало его ФСБ. Если будет нужно, то выдаст любая другая организация.
– Как это?
– Просто. Иди есть.
Я понял, что спрашивать дальше нет смысла, и встал с кровати, ощущая себя полностью здоровым.
– Ты как? – спросил отец, с тревогой наблюдая за мной.
– Ничего... – Я огляделся по сторонам.
Мир изменился. Словно его разрезали на кусочки и, как пазл, собрали снова. Все тот же мир.. Только ты теперь видишь каждую его деталь. Каждая маленькая частичка пазла, каждая пылинка окружающего мира примыкает к другой. Нет, так просто это не объяснить, нужно самому прочувствовать все – яркость теней, бледность того, что их отбрасывает, посмотреть на человека и тут же интуитивно понять, как он к тебе настроен. |