|
По дороге на дачу. А толку что? У него на этот случай был ответ придуман. А я не поверил, думал, пугает… В общем, в телефонной трубке какая-то гадина установила малюсенькое такое стреляющее устройство, заряженное тонкой иголочкой с очень сильным ядом. Несколько миллиграммов человека убивают почти мгновенно. Сначала позвонили, ты подошел. Попросили Ольгу. Ты передал трубку. Тот, кто звонил, убедился, что Ольга слушает, и нажал кнопочку. Ток по проводу пошел, устройство сработало. Иголка вылетела через дырочку — и прямо в ухо. Даже в мозг. Вот так… Нашли, конечно, откуда звонили, но там уже никого. Разберутся, может быть, только когда? Мне и тебе уже не дожить. Дали бы только Ольгу похоронить, а там… Наплевать. Хлобыстнем еще?
— Давай! — махнул рукой Леха, обращаясь к Пантюхову на «ты», и на того это впечатления не произвело. Хлобыстнули. Тут произошло то, что свойственно иной раз загадочной русской душе и обалденно сложному русскому характеру. Правда, как правило, спьяну и после порошей дозы спиртного, принятой внутрь. Неизвестно, какое название придумали для этого врачи-психиатры или там наркологи-похметологи, но только гражданин Коровин пришел в то славное состояние духа, когда пьяному человеку хочется всех любить братской любовью: и ближних своих, и дальних, и встречных, и поперечных, и врагов своих, как завещал Иисус, тоже. Пантюхов, тот самый сукин кот и гадский гад, который ускорил смерть Александра Анатольевича, который самого Леху намеревался извести и вообще замышлял какой-то жуткий заговор в масштабах отдельно взятой области, показался Лехе человеком. — Егор, — сказал Леха, невзначай цитируя историческую фразу, — ты не прав! — В смысле? — мутно поглядев на Коровина, переспросил Пантюхов. — В смысле того, что нам хана. — Думаешь, мне хана, а тебе нет? Хрен ты угадал, — беззлобно сказал Пантюхов. — Как говорил товарищ Папанов: «Сядем усе!» — А я «стоп-сигнал» знаю, — сказал Леха попросту. — Не свисти, — грустно улыбнулся Георгий Петрович, не веря в то, что спасение — вот оно. — Кроме шуток! — повысил голос Коровин. — Бля буду — знаю! И он решительно полез под стол снимать шлепанец. Пантюхов тем временем сосредоточенно наполнял рюмки. — Во! — сказал Леха, выцарапав из шлепанца мятый, грязный и воняющий ножным потом шарик из жвачки. — Тут! — За это и выпьем! — провозгласил Пантюхов. Выпили. Леха неверными руками расковырял шарик и развернул бумажку. — Ч-читай, — вымолвил Леха заплетающимся языком. — Ее почерк… — признал Георгий Петрович. — Та-ак… Понятно… Телефончик, похоже, со Старой площади. Кто ж там? Ладно… Ты, Лешка, посиди. Отдохни, перекури. А мне надо сходить… Леха не понял, он думал, что главе в туалет понадобилось. Хотел даже сказать, чтоб далеко не ходил, мол, в номере очко имеется. Но не смог — все плыло. Коровин только пару шагов прошел до дивана и, повалившись на прежнее место, впал в забытье. А Пантюхов, выйдя из Лехиного номера, направился к себе в кабинет. Чем ближе подходил, тем больше трезвел. И когда уселся за свой рабочий стол, то был, можно сказать, как стеклышко. Долголетний опыт руководящей работы сказывался. Он отпер верхний ящик стола, вытащил телефонный справочник с грифом ДСП и номером экземпляра на обложке, начал проглядывать. Телефонов было много. Но нашелся и нужный. К этому времени Пантюхов был уже не просто как стеклышко, а вообще ни в одном глазу. — Ох ты ж, мать честная! — вырвалось у него. |
