|
Я поставила тарелку пирожных, которые я принесла папской любовнице пожевать, пока ей будут мыть голову. Она сидела одна в громадной мраморной ванне, наполовину скрытая облаками пара, который наполнял небольшую ванную комнату, выложенную сине-зелёным мрамором, мокрые завитки её золотистых волос плавали на поверхности горячей воды, словно светлые водоросли. Её обнажённые плечи розово блестели, а за её спиной стояла служанка с засученными рукавами и массировала кожу её головы. Я осторожно подошла к ванне, стараясь не поскользнуться на мокром от пара полу, украшенном мозаикой в римском стиле — сплетающиеся рыбы и русалки, — и мадонна Джулия посмотрела на меня с сияющей улыбкой. — Я получила письмо от Его Святейшества. — Она взмахнула толстой пачкой листков. — Только послушайте, что он мне пишет!
Она прочистила горло и басовито, имитируя испанский акцент Папы, прочитала: — «Все говорят, что, когда ты стояла рядом с нею, — он имеет в виду эту спесивую Катерину Гонзага, — она казалась всего лишь фонарём рядом с солнцем». — Прекрасно сказано, — одобрила я, обменявшись усмешкой со служанкой, которая массировала кожу головы мадонны Джулии. — Во время своего недолгого пребывания в графском дворце толстый граф Оттавиано да Монтеведжо не обидел никого, а вот его жена сумела восстановить против себя всех. Мадонна Катерина Гонзага воротила нос от красот палаццо, пожаловалась, что мои жаренные с лимонным соком сардины якобы пересолены, а, уезжая, оставила в своей комнате хлев. Если бы они с мужем не уехали дальше на север, в свои поместья в Сан-Лоренцо, служанки начали бы плевать в её вино. — Когда я писала о ней Родриго, то превознесла её до небес, — злорадно сказала Джулия. — Не годится показывать, что ты завидуешь другим женщинам. Мужчины и так раздуваются от сознания собственной важности, считая, что за их внимание мы дерёмся друг с другом, как кошки, не так ли? Даже если за их внимание мы действительно дерёмся, как кошки. Господи, какая же сложная штука любовь! Если бы она не была так чудесна, не несла с собою такое наслаждение, никто бы вообще не влюблялся. — Джулия поцеловала письмо, не обращая внимания на то, что на него, размывая чернила, попадает вода из ванны. — Я написала ответное письмо и отправила его со следующим же нарочным. Мой Папа называет себя «человеком, который любит тебя больше, чем кто-либо другой в этом мире». Разве это не прекрасно? — У Его Святейшества красивый слог, — сказала я. Год или два назад я была бы шокирована до глубины души, если бы кто-то мне сказал, что я буду обсуждать стиль и содержание любовных писем Папы Римского. Но сейчас я нисколько не чувствовала себя шокированной. — И он говорит о своей любви прямо, без обиняков, верно, мадонна Джулия? — Он всегда без обиняков говорит о том, что чувствует. И некоторые ещё спрашивают, почему я хочу его удержать. — Джулия La Bella сердито фыркнула, но тут же снова улыбнулась, перечитывая письмо. — Дальше он рассказывает мне все римские новости и сплетни. Теперь, когда его жена беременна, Хуан всё просит разрешить ему вернуться домой из Испании — вы можете представить себе Хуана в роли отца? Я вас умоляю! А эта Шлюха Арагонская превратила жизнь Джоффре в ад. Она и Катерина Гонзага одного поля ягоды... — Джулия перелистнула несколько страниц. — Ага, вот это место. Мой Папа обвиняет меня в бессердечии за то, что я хорошо провожу время без него. — В её глазах засияла нежность. — Он по мне скучает. — Вряд ли по мне кто-то бы скучал, если бы я вдруг куда-то пропала, — откровенно сказала я, снова взяв тарелку из майолики, на которой лежали пирожные, и принося её к ванне. — Во всяком случае, до тех пор, пока бы не пришло время поесть. — А как поживает ваш таинственный любовник? — Глаза мадонны Джулии загорелись. |
