— Никто меня не найдёт и не поймает, — сказала я так успокаивающе, как только могла. — Кому придёт в голову искать беглую венецианку в Риме.

— Но как тебе удалось самостоятельно пробраться так далеко на юг? — Он устремил взгляд на мои коротко остриженные волосы. Я наконец-то сняла испачканную в муке и яйце тряпицу, которой была повязана моя голова, и мои курчавые волосы наверняка уже встали торчком, что, разумеется, делало меня ещё менее пригожей.

— Я путешествовала под видом юноши, — призналась я, проводя рукой по своим обчекрыженным волосам. — Купила в Венеции поношенные камзол и рейтузы, а к ним ещё и маску. Было как раз время карнавала, и все вокруг ходили в масках. — Маскировка была так себе, но я была достаточно высокой и худой, чтобы сойти за долговязого подростка, и, само собой, свою роль сыграла и маска. Половина тех, кто в преддверии Великого поста праздновал карнавал, путешествуя по тем же дорогам, что и я, были одеты в смешные маскарадные костюмы и длинноносые маски. Каким же кошмаром было это путешествие! Я ночевала на постоялых дворах, где по моим ногам, пища, бегали крысы, давилась чёрствым хлебом и жёстким, как подошва башмака, мясом — единственной едой, которую я могла себе позволить; плыла по рекам на медленных, как улитки, баржах, которые останавливались в каждой деревенской гавани, растянув две недели пути, на которые я рассчитывала, на месяц и даже больше.

— Где ты разжилась деньгами для путешествия в Рим? — резко спросил Марко. — Я знаю, что у тебя не было ни гроша за душой!

— Я раздобыла достаточно, чтобы добраться сюда, — ушла я от ответа. Неважно, как я их добыла; это Марко не касалось. К тому же если бы он узнал, что у меня ещё кое-что осталось, то непременно бы захотел одолжить всё, чтобы в петушином бою сделать верную ставку на бойцового петуха, который обязательно победит. Марко всегда говорил, что знает, какой из петухов — «верняк».

— Что ж, я не знаю, почему ты явилась именно ко мне, но я ничем не могу тебе помочь. — Он тяжело осел на стуле, понурил голову и взъерошил пятерней свои чёрные кудри. — У меня даже работы теперь нет. Если мадонна Адриана ещё не успела меня уволить, то наверняка...

— Да, кстати, твоя работа. Скажи мне, Марко, куда ты подевался вчера? Где ты был, когда должен был трудиться не покладая рук, чтобы приготовить праздничный стол для свадьбы мадонны Джулии Фарнезе?

Он отвёл глаза. Взяв початую бутыль вина, которую я вчера закрыла пробкой, я снова откупорила её и разлила вино в два кубка, щедро добавив в него воды.

— Что на этот раз? Зара? — спросила я безразличным тоном. — Или собачьи бои?

— И то и другое, — пробормотал он. — Проиграл партейку или две в карты, вот и решил поиграть во что-нибудь другое. Только одну-две партии; ведь я не мог уйти просто так — удача как раз должна была повернуться ко мне лицом! Я вовсе не хотел, вовсе не собирался...

— Ты вовсе не хотел и вовсе не собирался, — сказала я без малейшей нотки раздражения. Сейчас не время сердить моего кузена. Я вложила в его руку кубок с разбавленным вином и стала смотреть, как он уныло отпивает маленький глоток. Марко не был пьяницей — единственным его пороком были азартные игры. За это мой отец его в конце концов и уволил, не посмотрев на то, что Марко состоял с ним пусть и в дальнем, но всё же родстве. — У тебя по-прежнему есть работа повара в доме мадонны Адрианы, — сообщила ему я, когда он обхватил кружку своими большими руками. — Я тебя прикрыла.

— Ты? — Он резко вскинул понуренную голову. — Но как?

Я пожала плечами и, чтобы спрятать невольную улыбку, тоже отхлебнула вина. Два года я не заходила в кухню, во всяком случае, для того, чтобы готовить по-настоящему, и всё-таки я приготовила свадебный ужин почти для сотни гостей.