– Это память о «Трех семерках», ношу с детства. Ты ни хера не штекаешь в нашей жизни, скажу я тебе, бой! Ты думаешь, Воробью нужны твои факнутые научные идейки? Ты нам нужен только потому, что порченый и не такой, как другие, ты не крейзи! Нас слишком мало, мы должны вытаскивать друг друга, си? Если нам поглючит и ты не вернешься в пробой, будет пиково – заиметь в команде бывшего зверя! Один ты не выживешь, не надейся. Не сегодня, так завтра попадешь в пансион, отправят в Африку, на пособие, к мутикам…Тебе надо сделать все, чтобы сохранить гражданство, воткнуться в реал, понимаешь? И мы не боимся выходить, никто в Содружестве никого не боится, но тут район Свободной любви. Мы не пускаем натуралов на свой ярус, они преследуют нас на остальных, кроме третьего. Там заправляют мутанты – латины, африканос и черные.

– Я думал, мутантов не принимают в Европу…

– Это легкие мутации. Аномалии зрения, слуха, опорной системы. Гражданства у них нет, живут по временным контрактам, по карте резидента, зато они джабают как черти. Если их не пускать, кто будет джабать на фермах? В Питере сегодня почти полмиллиона мутиков, и квоту вот-вот должны поднять.

– Они тоже боятся этих… Из «семерок»?

– Они, как и мы, хотят иметь право на развлечения в реале. Поэтому бойня будет продолжаться, штекаешь? «Три семерки» – это молодежные банды, они связаны с Партией натуралов, с говноедами из «Единства». Они ничего тебе не сделают в промышленной и жилой зоне, но там, где ты не можешь носить оружие, жди чего угодно. Меня били в школе, я дрался с ними в колледже, я дрался с ними везде! – Не повышая голоса, он напрягал горло, выпученные белки светились в темноте; костяшками пальцев, в такт словам, он долбил меня в грудь. – Я семнадцать раз садился за драку, слышишь? И всякий раз эти свиньи в форме… Знаешь, что они мне советовали? Отправиться в Психо, пройти курс терапии… Их мерзкие рожи так и кривились от ярости, потому что нельзя было меня зафризить насильно, пансион всякий раз выдавал ответ о полной вменяемости. Эти трусливые жопы выпускали меня под залог, потому что иначе им светила статья по ограничению свобод, а у Воробья есть такие друзья среди адвокатов, что засадят саму президентшу…

– А за драку не сажают в тюрьму?

Он зло рассмеялся:

– Сажают, бой, если признают тебя нападавшей стороной. Сложно признать нападавшим человека, которого бьют втроем, йэп?

6. Воробей

Кличку свою Бронислав оправдывал весьма своеобразно. В его серой лохматой шевелюре действительно торчало множество перьев, и при ходьбе он чуть подпрыгивал. На этом сходство заканчивалось, бывший зверь удерживал вес под полтора центнера и в плечах был в два раза шире Снейка. На одном колене Воробья жевала гриб кореянка Енг, на другом, дулом мне в живот, покоился полицейский разрядник. Этого Воробью казалось недостаточным, двое его подручных, не самой приятной наружности, разместились у меня за спиной.

Мы сидели в закутке под сценой бара. Мистерия продолжалась, колизей ежеминутно взрывался ревом, но, по крайней мере, сюда не доходил дурманящий дым.

Я рассказал ему все, умолчав пока о планируемой поездке в Брюссель. С минуту Воробей изучал меня тяжелым немигающим взглядом, затем слегка отвел жало разрядника и вскрыл очередной пакет пива. Предыдущие два пакетика разлагались на полу, на глазах превращаясь в жижу.

– Гут, допустим, вы не лжете и волна пробоев вызвана тем самым драгом, который вы на себе тестировали. Что с того, какое мне до этого дело? Я помню Серж, но Снейка Антонио видел раз в жизни, и не усматриваю причин подставлять задницу. Мои взгляды на гражданские права весьма расходятся со взглядами той кучи дерьма, что называет себя Правительством, но это не повод прятать убийцу.