– Он не прикидывается, – холодно заметил Ольгред и закинул ногу на ногу. – По крайней мере, мне так кажется. Я такие вещи чую за версту. До сих пор не промахивался. Вот что…

Он легко поднялся на ноги, обогнул директорский стол и быстро подошел ко мне.

– Покажи‑ка руку, Сергей.

Я молча подчинился его приказу. Дуппель вытащил что‑то из ящика бокового стола и торопливо подошел к нам.

Олег‑Ольгред рассматривал Лик Лукавого и так и этак. Дуппель протянул ему здоровенную лупу в начищенной медной оправе – ее‑то он и вытащил из стола. Ольгред взял этот инструмент и принялся рассматривать Лик, то поворачивая мою руку к свету, то растягивая кожу пальцами. Я поморщился, но продолжал молчать. Мне уже стало просто любопытно, когда же эти двое или хотя бы один из них соблаговолят обратиться ко мне. Но сей момент все никак не наступал.

– Ничего не понимаю, – сказал наконец Ольгред. – Все в полном ажуре. О совпадении тут и говорить нечего.

Он задумчиво уставился на меня – так озадаченно смотрит механик в гараже на мотор, который он только что перебрал по винтикам, промыл, смазал и заправил горючим. И который тем не менее – хоть ты тресни, хоть разбейся! – не фурычит.

– Остается предположить одно, – задумчиво произнес он.

Судя по наступившему многозначительному молчанию, Дуппель понял его без слов.

Только я по‑прежнему не понимал ровным счетом ничего. Разумеется, за последние час‑полтора я мог бы уже свыкнуться с таким состоянием, но в данном случае дело усугублялось зловещим молчанием и понимающим переглядыванием похитителей. Я начал казаться самому себе особо заразным больным, представшим перед консилиумом медиков, которые явились, чтобы без особых сантиментов сообщить клиенту, что сейчас самое время приступить к составлению завещания. А может быть, даже к немедленной кремации заживо.

– Заклятие, – первым нарушил молчание Дуппель. – Первый раз вижу своими глазами. Слышать приходилось много, а вот так…

– Но ничего другого не напрашивается, – вздохнул Ольгред. – Будем работать, исходя из этого.

Он повернулся и подошел к бару. Вернулся с бутылкой «Тичерс» и тремя стаканами. В стаканах позвякивал лед.

«Здорово они работать собрались», – подумал я.

Ольгред плеснул понемногу себе и Дуппелю и от души – мне. Наконец‑то он уставился на меня, а не на злосчастную татуировку. Смотрел сочувственно и даже с толикой какого‑то уважения.

– Глотни, Сережа, – сказал он ласково, протягивая мне стакан. – Ты извини, что мы тебя так вот… – Последовал неопределенный жест. – Понимаешь, с одной стороны, дело серьезное, а с другой… Мы думали, что ты в курсе дела и просто, как говорится, шлангом прикидываешься… А тут… Ты, оказывается, всерьез ничего не понимаешь. Так что нам с тобой предстоит поработать… Во всем разобраться… Да ты не бойся. Ничего никто тебе не сделает. Ты давай, – он кивнул на стакан, – расслабься немного…

Я машинально взял виски, но решил не спешить с выполнением полученных ценных указаний.

– Это у вас так принято – после первой не закусывать? – спросил я, сосредоточиваясь на побалтывании кубиков льда в янтарном пойле.

– В самом деле, – самокритично заметил Ольгред и, наигранно нахмурившись, глянул на Дуппеля.

Тот поправил воротник и отправился копаться в холодильнике.