– Констанция, нам повезло! – радостно воскликнул он. – Здесь есть сухие дрова, довольно много, и лучины тоже. Сейчас ты согреешься.
– А спички у тебя есть?
– Нет, но, насколько я знаю бродяг, они заботятся друг о друге, поэтому здесь должен быть коробок. – Некоторое время Мэтью молчал, затем раздался его торжествующий крик: – Ну, что я тебе говорил! Вот и спички.
Констанция наблюдала, как разгораются лучины. Значит, скоро у них будет костер, и они смогут высушить одежду. Господи, побыстрей бы прошла эта дрожь. Почему гроза приводит ее в ужас? Она старалась преодолеть свой страх перед грозой, но у нее ничего не выходило, при первых раскатах грома она буквально впадала в панику.
– Смотри, костер разгорается. Иди сюда, высуши свое пальто, – позвал Мэтью.
Констанция поднялась со скамьи и побрела на свет, но в этот момент прямо над домом с оглушительным треском прогремел гром. Когда его грохот затих вдали, Констанция опустилась на пол возле костра, уткнув лицо в плечо Мэтью, а он обнял ее и прижал к себе. Сейчас тишину нарушал только частый стук дождя по черепичной крыше да редкое шипение капель, попадавших через дымовую трубу в костер. Мэтью с Констанцией так и сидели, прижавшись друг к другу.
Костер разгорался, языки его пламени потянулись вверх. Девушка подняла голову, взглянула ему в лицо и прошептала:
– Я… извини меня, Мэтью.
Он ничего не ответил. Оба они стояли на коленях, в очень неудобной позе, но даже не замечали этого. Девушка пристально смотрела на Мэтью, как вдруг неожиданно для себя прочла в его глазах причину перемены, произошедшей с юношей в последние месяцы.
Наблюдая, как блики костра играют на его волосах цвета соломы, Констанция ощутила огромное желание запустить пальцы в эти волосы и уткнуться в них лицом. Ох, какой же она была дурой, глупой девчонкой, не смогла распознать, что творится в его сердце, да и в своих чувствах не разобралась. Она всегда ощущала нечто особое по отношению к Мэтью, даже когда любила Уилла Хедли. Однако она принимала это за сострадание и сочувствие к больному человеку. Да, наверное, все началось именно с этого, но позже переросло в более глубокое чувство.
– Ох, Констанция! Констанция! – прошептал Мэтью.
– Мэтью! Мэтью!
Держась за руки, они сели на пол, продолжая смотреть друг на друга. А костер тем временем разгорался все выше и выше.
Прошло несколько минут, наконец Мэтью тихо спросил:
– Неужели ты не знала о моих чувствах к тебе?
– Нет, не знала… – Констанция покачала головой. – До этого момента.
– А ты, что ты испытываешь ко мне? Посмотри на меня, прошу тебя… прошу. Скажи мне. – Мэтью был вынужден наклониться к Констанции поближе, чтобы услышать ее ответ сквозь шум усилившегося дождя.
– Я… я не знаю, Мэтью, правда не знаю. Мне все это кажется каким то нереальным. Разве можно внезапно осознать это? Такие чувства должны созреть.
– Они и зрели годами.
Констанция снова подняла взгляд на Мэтью.
– Но ты никогда даже не намекал мне о своих чувствах, почему?
– Да разве я мог? Да и сейчас не должен был говорить о них, потому что мой конец уже близок.
– О нет, нет! – Констанция зажала ладонью рот Мэтью и приникла головой к его груди.
– Не расстраивайся, дорогая, не расстраивайся. Мне не следовало этого говорить. Слова мои прозвучали, как жалость к самому себе, но тем не менее это неизбежно. Однако я… не жалею о том, что ты узнала о моих чувствах, нет, не жалею.
– Ты… ты можешь прожить еще много лет.
– Да какие там много лет. – Мэтью медленно покачал головой. – Еще одна такая зима, как прошедшая, и…
– Нет, нет. |