Я усмехаюсь.

— Поглядим по обстановке, Господин Ча. Можно и по обледенелой стене. Можно и через решетку. Можно и стражу обмануть, и глаза ей отвести, и усыпить. Я приблизительно понял.

Быстро взглядывает:

— Отвести глаза? Ах, великолепно! Если нам удастся никого не убить, это весьма повысит шансы.

Я киваю. Прикидываю, чем богат. Откровенно говоря, почти ничем.

Снаряжение этнографа скудно до безобразия. При мне — остатки изрядно потрёпанной аптечки и я сам. Мои земные навыки и знания, полученные в этом мире. И всё.

Я страшно самонадеян. Поэтому не строю планов, рассчитывая на интуицию и экспромт. Всё равно меня не готовили, как комконовца, в заговорщики.

Мы будим Ра, когда за пергаментом окон едва начинает сереть. Ра просыпается рывком, резко садится — и облегчённо вздыхает, встретившись с Ар-Нелем взглядами.

Заспанный камергер Семьи Ча приносит завтрак: полоски мяса в вафельных трубочках и варенье из местной айвы.

— Ти-У, — говорит Ар-Нель, — я уезжаю в Л-Та, надолго. Мой друг, Младший Л-Та, нуждается в моём обществе. Так и скажешь Отцу и Матери.

Ти-У кланяется, трёт глаза, уходит. Мне кажется, он бормочет что-то о "визитах в неподобающий час", но на его месте кто угодно ворчал бы, разбуженный ни свет, ни заря по барской прихоти.

Мы едим наскоро — и я вместе со своими аристократами. Ар-Нель увешался побрякушками, укутался в пушистый мех и выглядит безобидно, как зайчик — я начинаю понимать его тактику. Милый-дорогой Ча вечно держит джокер в рукаве, предпочитая, чтобы потенциальные противники не принимали его всерьёз. Молодец…

Ра, глядя на него, переплетает косу. Его рожица осунулась, выражение — решительное. Маленький Ра повзрослел в одночасье — внимательно слушает наши соображения, кивает, на всё готовый, а между бровей собрал острую складочку. Тяжело осознавать, что Деда Мороза не существует…

Мы выезжаем со двора разве что не затемно. Рассвет еле брезжит. Мир сер, белес; очень холодно. Я тихо радуюсь, что надел синтепленовую куртейку под шикарный дарёный плащ. Подо мной — обрезанная каурка, по статусу, но мои сообщники — на жеребцах.

По мне, жеребцы — гораздо менее удобный транспорт. С лошадьми в этом мире всё забавно: кобыл обычно в доме не держат, кобыл держит заводчик. Они тяжело существуют в конюшне и ходят под седлом, их дело — размножение, и никто не мучает скотину зря. Кобылы ходят в табуне; там же оставляют лучших жеребят, которым предстоит вступать в настоящие бои, когда они вырастут. Продаются жеребята-двухлетки, чуть-чуть не доросшие до зрелости и драк; обрезанные стоят дешевле, полноценные — дороже. Крестьяне обычно используют для извоза и полевых работ только меринов — те спокойны, послушны и нетребовательны, да и дешевизна важная вещь по мужицким доходам. Форс аристократа заключается в установлении контакта с полноценным жеребцом — более умным, горячим, нервным, требующим от человека опыта, твёрдой руки, терпения и искусства наездника. На жеребцах — любая здешняя кавалерия; в бой рвутся не только люди, но и кони, а тренированный боевой конь, не знающий страха в горячке сражения, подогретого инстинктом — отличный помощник, на которого можно положиться.

Со скотиной пониже рангом, чем кони, здешние фермеры управляются проще. Я ещё со времен поместья А-Нор помню: держат быка "на племя", а молодых бычков, предназначенных "в коровы" обрезают и дразнят племенного, провоцируя его спариваться.