|
Стряпухи на кухне угорело метались от жаровни и сковородок к земляной печи и от нее к пузатой коптильне. Все мы, братишка, кто поздно, кто рано, Сгинем в холодных волнах океана. В кои-то веки добравшись на сушу, Как тут в трактире не выплеснуть душу? Ну-ка, подруга, пивка на полушку, Да пощедрее наполни нам кружку! Пусть оно в глотки потоком прольется - Выпьем за тех, кто уже не вернется. Выпьем за пахарей сумрачной пашни, Кто разворачивал парус бесстрашно, Кто навсегда у подводного Бога Загостевал в Его мокрых чертогах. Поздно ли, рано ли - все под волнами - В круг соберемся за теми столами... Волкодав появлялся всегда поздно. Но, как бы ни была набита корчма, у Айр-Донна для него непременно находилось местечко. И мисочка свежей сметаны. Тот ее очень любил, а вельх чуть не единственный в Тин-Вилене умел готовить это чужеземное лакомство. Сегодня венна почему-то все не было видно, и корчмарь косился на дверь. Он знал: служба у Волкодава была такая, что не позавидуешь. Жрецы Богов-Близнецов шуток не шутят. Вышибалой у Айр-Донна стоял крепкий темноволосый нарлак. В кожаных штанах и, как полагалось молодому мужчине его племени, при кожаной безрукавке. Несмотря на промозглый вечер - на голое тело, чтобы всякий мог оценить и презрение к холоду, и красивые точеные мышцы. Страна нарлаков тоже лежала очень далеко. Но такова была Тин-Вилена: населяли ее почти сплошь выходцы из-за моря. И недавно приехавшие, и родившиеся уже здесь. И песня, которую они пели, тоже приплыла сюда по соленым волнам, на корабле отчаянного купца. Завезли ее, кажется, из сольвеннских земель, из стольного Галирада, где слагал знаменитые стихи одноглазый поэт Декша Белоголовый. Впрочем, Айр-Донн не стал бы ручаться, поскольку точно не знал. x x x Другой край шторма висел над морем много севернее и восточнее Тин-Вилены, там, где на несколько дней пути вокруг не было населенной земли. Тучи здесь медленно закручивались рваными тяжелыми полосами, а между ними сияла неистовая холодная голубизна и щедро лилось бледное золото солнца. В южной стороне горизонта тучи смыкались, и небо обнимала непогожая тьма. Оттуда шли высокие волны. Попадая на солнце, они искрились глыбами зоркого<Зоркого, зоркий - ясный, прозрачный.> зеленоватого хрусталя. Хмурый небоскат дарил им сумрачные свинцовые блики и сообщал пенным шапкам особую нестерпимую белизну. Ближе к границе моря и неба, куда не достигал солнечный свет, валы становились вереницами серых привидений, шествовавших из ниоткуда в никуда. Ни морщинки, ни складки не было на ярком бело-синем клетчатом парусе, растянутом вдоль корабля, - тот шел в-треть-ветра, направляемый опытной и отважной рукой. |
