Президиум. Два окна позади, одно разбитое, другое целое.

Трое уселись кой-как, майор наволакивает шинель на плечи, стоит и жалобно стучит кулаком по столу, как бы призывая к… тишине.

Только его стук и слышен в полной тишине.

Голос Тимоховича:

— Потом у собаки…

Майор — раздраженно и вместе с тем упрашивающе:

— Ну-ну, хватит… Не для этого собрались…

Ночная тьма. Равномерный умиротворяющий снег в полном безветрии.

Володя Федотов с радостным вдохновленным лицом подкрадывается ко второму, еще не разбитому, окну с кирпичом.

Майор:

— Администрация лагеря призывает вас, товари… тьфу… призывает…

Удар! Звон стекол!

И — второе окно! Кирпич — наискосок мимо головы майора!

И тот же голос:

— Салют!!

Стук паденья кирпича.

Рванулся президиум — бежать!

Бригадиры как будто привстали. Кинутся сейчас!! Отрежут выход! Растерзают!

Жалкое бегство президиума. Толкают друг друга на стол. Графин опрокинулся на пол, звон разбитого графина!

Серебристое кашне начальника оперчекистского отдела зацепилось за край стола и осталось там, свисая на пол. Майор запутался в падающей шинели и обронил ее у дверей… И чья-то шапка на столе, забытая…

Кусок пола во весь экран, Осколки графина. Лужа, подтекающая под стол президиума. Кончик свисающего кашне. Камень.

В другом месте — кирпич. И шинель майора комком, отчетливо виден один погон.

тишина.

Недвижимые вещи. Только струйки воды пробивают себе дорогу.

шум встающего человека.

Его ноги вступают в кадр, идут к выходу. Одна нога наступает на шинель майора. Ноги останавливаются.

Постепенно видим в рост и всего Гая, обернувшегося к нам:

— Ну что ж, ребята, сидеть? Время позднее…

И спины бригадиров, встающих со скамей.

Шум вставания, передвиг скамей.

КРУПНО.

Усмешка Гая! Но не ястребом кажется сейчас — Ахиллом:

…Заседание — окончено…

музыка жесткая!

ЗАТЕМНЕНИЕ. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

Приемный кабинет врача. За столом — Галактион Адрианович в белом.

Вошел и прикрывает дверь — Климов, держа шапку в руке.

— Подойдите ближе, Климов.

Климов подходит к самому столу изучающе смотрит на врача. Он все видывал, его немногим удивишь. Оперев подбородок на составленные руки, врач говорит снизу вверх, очень тихо, раздельно;

— Вчера в БУРе при мне умер ваш бригадник Чеслав Гавронский. Климов вздрогнул, преобразился.

…Он умер избитый, обезображенный, с выдавленным глазом. Он просил передать вам, что это сделали стукачи из шестой камеры. Запомните — шестой. Ваших товарищей туда бросают, чтоб они раскололись, назвали руководителей и… исполнителей.

всплеск музыки!

Ноздри Климова раздуваются, лицо — как будто он лезет на пулеметы:

— Доктор!!..

Двумя руками жмет руку врача, На лице — зреющее решение:

— Доктор!.. Доктор!..

ЗАТЕМНЕНИЕ МЕДЛЕННОЕ.

музыка нарастающей революции!

ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ. ШИРОКИЙ ЭКРАН.

Внутренность большого барака. Электрический свет. Немногие лежат, большинство сидит на низах вагонок и, помалу откусывая от кусочков черного хлеба, пьют чай из кружек. Кто-то разложил телогрейку, рассматривает, как латать.

Быстро входит Богдан, с ним — двое парубков. Окинул взглядом:

— Шо? Вэчеряетэ? Пайку дорубливаетэ? А нашим соколам ясным в БУРе очи выкалуют?

Всеобщее внимание.

Богдан срывает номер со своей груди, бросает на пол, топчет:

…Наших ребят до стукачей садовлять — а ти им душу вынають?! А вы тут пайку ухопылы — та жуетэ? А ну, ссовывайся!

Подскакивают втроем к вагонке, сгоняют сидящих, сбрасывают на пол матрасы, щиты,

БЛИЖЕ.