Если снова не влипнет в дурацкую историю, несмотря на мои сигары и одеколон. Есть такая порода людей — «влипалы». На них судьба словно отыгрывается за то, что дарит другим, — проворчал Тимоти.
— Я думала, что доктора мы облапошили очень ловко.
— С точностью до одного доллара! Ты парализовала старого развратника своими флюидами. У тебя сильное поле, детка… Я очень рассчитывал на это, но сильно волновался. — Тимоти плеснул себе ещё немного рома. — Все висело на волоске. Вы оба — непрофессионалы. Появись в неподхдящий момент кто-либо из охраны или вызови доктор с перепугу полицию, могла бы завариться такая каша! Конечто, всем бы не поздоровилось, а ты бы ещё долго мечтала о возвращении в Москву. — Тимоти хитро взглянул на Риту. Она радостно взвизгнула.
— Все готово?!
— Вариант номер один. Увидев тебя, я сразу понял, что вариант номер два не пройдет.
И даже обрадовался. Не стоило портить такую симпатичную мордашку.
— Ты рассчитывал, что я измению лицо?
— Не исключал такой возможности. Женщины обожают всяческие перевоплощения.
А поскольку даже самые прекрасные из них периодически не довольны своей внешностью, то не упускают случая что-нибудь усовершенствовать.
— Возможно, я когда-нибудь займусь этим. Но не в клинике «Феникс». Подперев щеки ладонями, Полина преданно смотрела на Тимоти. Она видела его старые фотографии и могла представить, какой неотразимой привлекательностью обладал агент Бартон несколько десятилетий назад. Что осталось? Покрасневшие, чуть слезящиеся глаза, морщины, избороздившие лицо со злобной резкостью, ежик пегих волос. Почему так беспощадна природа к своим лучшим творениям?
— Похоже, я тебе нравлюсь?
— Полина кивнула. — Но ты ещё не решилась влюбиться.
— Кажется, нет… Я поняла, что тебе интересно, Тимоти. Прощупываешь московские связи? Я хотела стать женой Глеба Сарычева и думала, что не может быть на свете другого счастья, другого мужчины… Но потом произошло многое…
— Ты все ещё надеешься вернуть его?
— Не знаю… Порой прошлое уносится далеко, словно было не со мной… А иногда воспоминания так ярки, будто я рассталась с ним только вчера…
— Понятно, это очень понятно… Пойдем в дом. Уже падает роса. Прихвати-ка салфетку и бокал, а я позабочусь об остальном.
На экране компьютера светилась эмблема бабочки. Никто не нажимал на кнопки.
Тимоти и Полина молча сидели в полутемной комнате.
— Сформулируй, детка, что ты рассчитываешь получить в результате своих «московских гастролей»? Не хотелось бы разойтись в целях.
Полина задумалась.
— Наверно, слишком многого… Россия живет трудно. Я не политолог, не экономист, чтобы сделать разумные выводы. Но знаю определенно: таким хищникам, как свора Писецкого и Красновского, не место в любой стране. Это зараза, высасывающая силы. Особенно стремительно она плодится на слабом, изможденном невзгодами организме.
— Но группа людей не вершит историю. На освободившееся место придут другие, не менее жадные, зубастые, жестокие.
— Ты предлагаешь искоренить причины, порождающие зло?
— О, нет… Я не настолько впал в детство, чтобы рассчитывать на всеобщую справедливость. Хотел лишь предупредить тебя, детка. Расправа с личными, пусть чрезвычайно неприятными и социально вредными объектами — месть и только.
Приятная, полезная месть. Не заблуждайся относительно ожидаемого эффекта.
Сменятся действующие лица, но спектакль будет продолжаться по тому же сюжету… Тимоти Бартон сорок лет сражался с пренеприятнейшими «заразами», одолевающими общество… Он ушел со сцены. |