|
Увы, союзницу ей обрести не удалось. Но зато ярко всплыли воспоминания. Эффектная брюнетка в белом кресле на фоне фотографии Василия Блаженного, внезапно вспыхнувшая дружба, вечеринка у Россо, куда явился с Соней ни о чем не ведавший отец. Да они все разыгрывали спектакль, ловко заманивая в сети генерала Ласточкина с его наивной и замкнутой дочкой! Как легко попала на службу в «Атлант» Полина, а сколь активно подталкивала Алла подругу к роману с Глебом… Был ли он в заговоре, изображая влечение к секретарше, а затем — предложив ей стать хозяйкой дома, женой? — От этих мыслей Полине становилось гадко на душе, а уверенность в своих силах улетучивалась. Хороша «ясновидящая», не сумевшая распознать ложь и предательство близких людей.
Полину захлестывала ярость, когда она увидела вернувшегося домой Писецкого — безжалостного, ловкого хищника, с легкостью манипулировавшего чужими жизнями. Она заставила Геннадия письменно признаться в совершенном преступлении сама, без применения генератора. Лишь объявив ему о необходимости явиться в восемь утра и осуществить определенные компьютерные операции, она включила спрятанный в кармане пиджака излучатель. Внушенная программа должна крепко зафиксироваться в подсознании Писецкого. В сущности, он становится зомби — исполнителем продиктованной ему воли. На уровне бытового сознания информация не проявляется. Писецкий не сможет объяснить кому-либо свои действия. Но успеет ли он осуществить необходимое? Ведь прибывший в Москву «ревизор» имеет целью воспрепятствовать внедрению в систему чуждого элемента. «Ревизор»… — при одном воспоминании о нем у Полины замерло и гулко застучало сердце.
Глава 38
В раковину все время капает вода. Стародавняя, всем печально известная «елочка» страдает хроническим недержанием. Глеб не собирается менять её, как и все остальное в этой жалкой квартире, вопиющей о совдеповской нищете. В блочных стенах двенадцатиэтажки с потолками 2,75 он чувствует себя изгнанным королем, заточенным в кишащую крысами крепость. Пусть не крысы, а всего лишь тараканы, пусть мелькает огромный экран Филлипса, Сарычев всей кожей ощущает убогость крошечного жилья, обставленного полированным хламом, словно на него натянули поношенную, с чужого плеча рубашку. Временами кажется, что он проснулся после крупного поддатия у себя в Орле, а все привидевшееся в золотом тумане власти и роскши — случайно залетевший в смурную башку сон. После краха «Оникса» дела Сарычева складывались не лучшим образом. Глебу удалось достичь договоренности с верхами, в соответствии с которой он давал развернутые показания против бывшнго содиректора Ласточкина и его исчезнувшей вместе со счетами фирмы дочери. Взамен Сарычев получил жизнь, уже висевшую на волоске и возможность довести до победного конца контракт с «синицами». Он сумел устроить так, что обе стороны — и покупатель, и продавец были вынуждены действовать только через него. Комитет оставил Сарычева в качестве наживки, на которую собирался вытащить крупную рыбую. Его новая квартира, автомобили, личный банковский счет пошли на погашение «долга» Красновскому за нанесенный моральный ущерб. С того момента, как он покинул подвал особняка Россо, Глеб прекрастно осознавал тот факт, что его дни сочтены. От неугодного свидетеля избавятся сразу же по завершению дела. Он всеми силами тормозил получение денег по контракту, создавая видимость бурной, но не слишком успешной деятельности. На что он рассчитывал? На везение и самого себя. Порой возникало бодрящее ощущение, что шансы выпутаться вполне реальные, чаще же мучало чувство захлопнувшейся мышеловки. Особенно здесь — в тесной, жалкой норе с подозрительно молчавшим телефоном. Время от времени Глеб на ципочках подкрадывался к двери и слушал шаги на лестничной клетке. Уж если за ним придут, то говорить будет не о чем. |
