Информация повергла Глеба в панику, паника сменилась аппатией, а после стакана водки — полным безразличием к проблемам земного бытия, словно он уже перешагнул черту и взирал на окружающее из потустороннего мира. Время двигалось к полуночи. Он лежал на продавленном диване выляневшей сине-зеленой расцветки, курил, стряхивая пепел в стоящую на животе тарелку и смотрел в потолок. Его аккуратность, педантичность, чистоплотность, буйно расцветшие в обстановке мерседесов, джакузи и блистающих комфортом офисов, куда-то улетучились. Дома Глеб не вылазил из потертых, давно не стиранных джинсов и растянутых футболок, а на официальные встречи одевал один и тотже нейтральный серый костюм клерка среднего ранга. Вместе с насторженной унылостью в крупном лице появилось нечто опасное, потаенно-звериное. Милая «русопятость» облика уступила место грубой простоватости — узкий лоб, тяжелые надбровные дуги, настороженный взгляд больше подходили портрету с надписью «Его разыскивает милиция», чем образу преуспевающего бизнесмена из породы «новых».

Загасив бычек и выключив телевизор, Глеб прислушался — у его двери явно кто-то стоял. «Вот и все кино!» полыхнуло в груди. Но дверь не открылась под опытной рукой киллера, в прихожей коротко тренькнул звонок.

— Кто? — Глухо осведомился Глеб, прижавшись спиной к стенке.

— Полина Андреевна….Ласточкина.

Менее всего Глеб ожидал услышать этот голос. Тем более здесь и в такой час. Распахнув дверь, он застыл столбом, глядя в лицо синеглазой женщины. Потом отступил, пропуская гостью. Полина огляделась. В этой крошечной прихожей секретарша солидной фирмы впервые бросилась в объятия своего шефа — в самый канун 1998 года.

— Извини, обалдел. — Встряхнувшись, как вымокшая собака, Глеб пригласил гостью в комнату. — У меня здесь не убрано. — Он распахнул окно, пытаясь избавиться от сизого облака сигаретного дыма и подумал, что не узнал бы на улице свою бывшую невесту. Дело даже не в изменившейся прическе — копне светлах завитков, и не в одежде — нарочито неброской, спортивной, а в уверенности и жесткости, окружавшей её хрупкую фигуру непроницаемым панцырем.

— Я сяду? Заехала на несколько минут… — Она пристально посмотрела на стоящего возле окна Глеба и тот отвел глаза — Скорее всего, мы больше не увидимся и мне бы хотелось узнать, что произошло тогда… Получив твое сообщение по телефону, я попыталась разыскать тебя или узнать что-то про Крафта. Потом…потом…, да, это не важно… Кажется я все уже поняла сама. Скажи только, все было просчитано с самого начала? Наше знакомство, любовь… Я была дурочкой, да?

— Бог ты мой! — Глеб потер лоб. — Разве все так сразу объяснишь? Я здорово ломал голову, вычисляя, когда полюбил тебя по настоящему, а в какой момент ты продала меня.

— И когда? Когда полюбил?

Глеб нахмурился. — Когда я потерял тебя, то стал думать, что любил сразу — с первой встречи. Если я вообще правильно понимаю, что ты имеешь ввиду.

— И смог предать любимую женщину, ждущую ркбенка?

— Да нет же! Меня убедили, что ты вела двойную игру, изображая мою возлюбленную и проделывая за моей спиной аферы вместе с отцом. Ведь деньги «Оникса» у тебя.

— У Комитетчиков. Не морочь мне голову. Тебе все было известно с того самого дня, или ещё раньше.

— Значит, нас обоих здорово крутанули!

— Выбираешь удобную версию? Сейчас окажется, что и насчет беременности я все выдумала.