Я не слышала, что он говорил хозяйке заведения, но ясно видела, как он дал ей четыре слитка серебра. Должна признать, что обращалась она со мной хорошо. Когда я ей сказала, что боюсь забеременеть, она даже дала мне какое-то снадобье. Я постепенно приходила в себя от пережитого и решила дождаться По Кая и попросить его отвезти меня к отцу. Сегодня утром хозяйка вошла в мою каюту вместе со своим помощником. Она сказала, что По Кай преступник и уже схвачен. И добавила, что поскольку он отдал ей только небольшой задаток за платье и жилье, я должна отработать долг в борделе. Я возмутилась и ответила ей, что четыре серебряных слитка с лихвой окупают все ее траты, а теперь я собираюсь немедленно покинуть это место. Когда хозяйка велела своему прислужнику принести хлыст, я решила, что мне необходимо немедленно спасаться от этих людей, и сказала хозяйке, что была свидетелем совершенного По Каем преступления и знаю все о прочих его злодеяниях. Хозяйку это испугало, и она сказала помощнику, что им не поздоровится, если они не донесут обо мне.
Вот почему эта женщина привела меня к суду вашей чести. Я осознаю теперь, что мне надо было послушаться совета этого По Кая. Не знаю, в каком преступлении его обвиняют, могу только сказать, что со мною он поступил благородно. Мне следовало сразу обо всем сообщить, но я была потрясена случившимся со мной и просто хотела спокойно решить, что же мне делать. Все сказанное мною — чистая правда.
Пока писец оглашал ее показания, судья размышлял о том, что в речи ее не чувствовалось фальши и ничто из сказанного не противоречило уже известным фактам. Он понял теперь, откуда взялась глубокая зарубка, обнаруженная им в изголовье кровати в доме Фаня, а еще стало ясно, почему А Кван не понял, что это не Сунян: он занес над ней серп, стоя у кровати со стороны Фаня, а лицо ее было залито его кровью. Готовность По Кая помочь ей тоже легко объяснима и подтверждает подозрения относительно ученого господина Цзао. Тот, должно быть, помогал По Каю в его темных делишках, и последний, конечно, рассказал ему о том, что госпожа Ку оказалась свидетелем его встречи с одним из сообщников из монастыря, а потому пришлось ее скрыть на несколько дней, чтобы она не встала у них на пути. Это объясняет безразличие господина Цзао к судьбе дочери: он все это время знал, что она в безопасности.
Когда госпожа Ку приложила к документу большой палец, судья заговорил:
— Госпожа Ку, на вашу долю выпали тяжкие испытания. Вряд ли кто-то осмелится заявить, что проявил бы в подобных обстоятельствах больше здравого смысла. Я не стану определять степень виновности женщины, не сообщившей об убийстве человека, который всего несколькими часами ранее подверг ее насилию, карающемуся смертной казнью. В мои обязанности не входит снабжать законоведов материалом для их штудий. Мой долг — восстановить справедливость и проследить за тем, чтобы был исправлен вред, нанесенный преступлением. В связи с этим я заявляю, что суд не выдвигает против вас обвинений и препоручает вас вашему мужу Ку Менпину.
Когда Ку вышел вперед, жена бросила на него робкий взгляд. Но он, не обращая на нее ни малейшего внимания, спросил сдавленным голосом:
— Кто мне докажет, ваша честь, что моя жена действительно подверглась насилию, а не по собственной воле оказалась в объятиях этого негодяя?
Госпожа Ку онемела от неожиданности, но судья Ди невозмутимо ответил:
— Доказательство существует. — Достав из рукава носовой платок, он продолжил: — Этот платок, в котором вы сами признали собственность вашей жены, был найден не на обочине дороги, как я утверждал ранее, а среди хвороста в хижине поместья Фаня.
Ку прикусил губу, а потом сказал:
— Пусть так. Стоящий перед вами верит, что его жена сказала правду. Но согласно кодексу чести, который многие поколения соблюдает мое скромное семейство, ей надлежало убить себя сразу после изнасилования. |