В головном истребителе сидел командир авиаэскадрильи майор Рихард Шульц. Он воевал давно и успешно, сначала в Испании, а потом во Франции и Польше.

Прикрывал командира лейтенант Отто фон Вернер. Это был его пятый боевой вылет.

На очередном вираже, взмыв высоко в небо, майор заметил на горизонте черную точку. Через пару секунд она увеличилась, обретая контур самолета.

— Внимание, Отто, — сказал в ларингофон майор. — Вижу цель, идем на сближение!

Мессеры, включив форсаж, набрали скорость и, зайдя со стороны солнца, со звоном ввинтились в пространство.

Однако на самолете — а это был идущий на предельной высоте бомбардировщик — их заметили, он резко изменил направление и стал уходить в сторону моря. Но скорости машин были несопоставимы, вскоре в небе завязался бой, неравный и смертельный.

Русский самолет вел опытный пилот, умело уклонявшийся от атак, маневрируя по тонгажу и курсу, одновременно выставив огневой заслон из своих «шкасов».

— Осторожно, Отто, не горячись, — цедил в ларингофон майор. — Постараемся взять его в клещи и посадить на наш аэродром.

— Слушаюсь, герр майор, — отвечал ведомый, и воздушный бой продолжался.

Но исполнить свой план Шульцу не пришлось.

При очередной атаке «мессершмитт» напарника срезала меткая очередь турельного пулемета бомбардировщика.

Волоча за собой шлейф дыма, истребитель вошел в штопор и с воем врезался в сопку. За несколько секунд до этого из него выбросился летчик.

Однако времени на полное раскрытие парашюта не хватило, пилот камнем полетел к земле, под завившимся в спираль куполом.

Русский самолет был тоже поврежден.

Из-под капота правого двигателя вырывались языки пламени, а верхний пулемет умолк, уставив неподвижный ствол в небо.

Оставшийся мессер почти в упор стал расстреливать теряющий ход и маневренность самолет, всаживая в него очереди.

Теперь Шульц ждал главного. Когда из подбитой машины начнут выбрасываться русские летчики. Их так забавно убивать под куполом парашюта, что он уже многократно делал.

Но из машины так никто и не выпрыгнул. Она дотянула до низкой гряды сопок, где рухнула в тундру.

— Упрямые иваны, — прошипел сквозь зубы майор, и его истребитель, заложив над местом гибели бомбардировщика вираж, растаял в пустом небе…

Старый лопарь Ярви со склона поросшей ягелем сопки, на берегу обширного, с заливами озера, внимательно наблюдал за смертельным боем железных птиц в небе. Раньше такого в этих местах не случалось, но времена изменились.

В тундре появились злые люди, которые обижали его племя и угоняли стада, а в небе вот такие птицы, убивающие друг друга.

Из-за них и зверя стало меньше, и рыбы — словом, плохие люди.

А на ту большую железную птицу, что последней упала за дальнюю сопку, надо обязательно взглянуть. Прошлой зимой он уже находил такую, однако поменьше. И совершенно целую, с мертвым белолицым человеком внутри.

У него он взял кожаную шапку и сумку на длинном ремешке. А еще красивый черный амулет с шеи, в виде креста, и все отвез в финское село, старосте Ульфу.

Год назад тот приезжал со злыми людьми в стойбище, приказав лопарям сообщать о всех чужих людях в тундре, живых и мертвых. Обещая богатую награду — муку, спирт и табак.

Староста не соврал. Обрадовался амулету с сумкой, дал мешочек муки, немного спирта и табаку. А затем заставил показать то место злым людям, которые увезли мертвеца на самоходных санях и зачем-то сожгли железную птицу.

Ярви выбил о темную ладонь давно погасшую трубку, поправил висящее за плечами старое ружье и сел на ездового оленя, привязанного рядом к кусту.

— Йо, сэрвес! — поддал тому в бока сыромятными ярами и затянул горловую песню.