Но этого всего могло не быть

 И, в общем, не было. Мы представляем

 Их в нерушимом и едином прошлом,

 А все вершится лишь сейчас, в просвете

 Меж канувшим и предстоящим, в миг,

 Когда клепсидра смаргивает каплю.

 И призрачное прошлое - всего лишь

 Музей недвижных восковых фигур

 И сонм литературных отражений,

 Что заблудились в зеркалах времен.

 Бренн, Карл Двенадцатый и Эйрик Рыжий

 И этот день хранимы не твоим

 Воспоминаньем, а своим бессмертьем.

 Джону Китсу (1795-1821)

С рожденья до безвременной могилы

 Ты подчинялся красоте жестокой,

 Стерегшей всюду, словно воля рока

 И помощь случая. Она сквозила

 В туманах Темзы, на полях изданья

 Античных мифов, в неизменной раме

 Дней с их общедоступными дарами,

 В словах, в прохожих, в поцелуях

 Фанни Невозвратимых. О недолговечный

 Ките, нас оставивший на полуфразе -

 В бессонном соловье и стройной вазе

 Твое бессмертье, гость наш скоротечный.

 Ты был огнем. И в памяти по праву

 Не пеплом станешь, а самою славой.

 On his blindness (К собственной слепоте)

Без звезд, без птицы, что крылом чертила

 По синеве, теперь от взгляда скрытой,

 Без этих строчек (ключ от алфавита -

 В руках других), без камня над могилой

 Со скраденною сумерками датой,

 Неразличимой для зрачков усталых,

 Без прежних роз, без золотых и алых

 Безмолвных воинств каждого заката

 Живу, но "Тысяча ночей" со мною,

 Чьих зорь и хлябей не лишен незрячий,

 Со мной Уитмен, имена дарящий

 Всему, что обитает под луною,

 Забвения невидимые клады

 И поздний луч непрошеной отрады.

 Поиски

И вот три поколения прошли,

 И я ступил в поместье Асеведо,

 Моих далеких предков. Озираясь,

 Я их следы искал в старинном доме,

 Беленом и квадратном, в холодке

 Двух галерей его, в растущей тени,

 Ложащейся от межевых столбов,

 В дошедшей через годы птичьей трели,

 В дожде, скопившемся на плоской крыше,

 В сгущающемся сумраке зеркал, -

 Хоть в чем-то, им тогда принадлежавшем,

 А нынче - недогадливому мне.

 Я видел прутья кованой ограды,

 Сдержавшей натиск одичалых пик,

 Сквозящую на солнце крону пальмы,

 Шотландских угольных быков, закат

 И хвощ, разросшийся после владельцев.

 Здесь было все: опасность и клинок,

 Геройство и жестокое изгнанье.

 Застыв в седле, царили надо всею

 Равниной без начала и конца

 Хозяева немереных просторов -

 Мигель, Тадео, Педро Паскуаль...

 Но, может быть, загадочно и втайне,

 Под этим кровом на один ночлег,

 Возвысясь надо временем и прахом,

 Покинув зеркала воспоминаний,

 Мы связаны и объединены,

 Я - сном, они между собою - смертью.

 Утраченное

Где жизнь моя, которой не жил, та,

 Что быть могла, бесчестием пятная

 Или венчая лаврами, иная

 Судьба - удел клинка или щита,

 Моим не ставший? Где пережитое

 Норвежцами и персами времен

 Былых? Где свет, которого лишен?

 Где шквал и якорь? Где забвенье, кто я

 Теперь? Где избавленье от забот -

 Ночь, посланная труженикам честным

 За день работ в упорстве бессловесном, -

 Все, чем словесность издавна живет?

 Где ты, что и сегодня в ожиданье

 Несбывшегося нашего свиданья?

 Х.