Эндимион, ласкающий сиянье,

 крылатый конь, светящаяся сфера

 Уэллса, детская моя химера -

 сбылась. Их подвиг - общее деянье.

 Сегодня каждый на земле храбрее

 и скрыленней. Многочасовая

 рутина дня исчезла, представая

 свершеньями героев "Одиссеи", -

 двух заколдованных друзей. Селена,

 которую томящийся влюбленный

 искал века в тоске неутоленной, -

 им памятник, навечный и бесценный.

 Вещи

Упавший том, заставленный другими

 И день и ночь беззвучно и неспешно

 Пылящийся в глубинах стеллажей.

 Сидонский якорь в ласковой и черной

 Пучине у британских берегов.

 Пустующее зеркало порою,

 Когда жилье наедине с тобой.

 Состриженные ногти вдоль петлистой

 Дороги через время и пространство.

 Безмолвный прах, который был Шекспиром.

 Меняющийся абрис облаков.

 Нечаянная правильная роза,

 На миг один блеснувшая в пыли

 Стекляшек детского калейдоскопа.

 Натруженные весла аргонавтов.

 Следы в песке, которые волна

 С ленивой неизбежностью смывает.

 Палитра Тернера, когда погасят

 В бескрайней галерее освещенье

 И только тишь под сводом темноты.

 Изнанка многословной карты мира.

 Паучья сеть в укромах пирамид.

 Слепые камни. Ищущие пальцы.

 Тот сон, который виделся под утро

 И позабылся, только рассвело.

 Начало и развязка эпопеи

 При Финнсбурге - те несколько стальных

 Стихов, не уничтоженных веками.

 Зеркальный оттиск букв на промокашке.

 Фонтанчик с черепахою на дне.

 Все то, чего не может быть. Двурогий

 Единорог. Тот, кто един в трех лицах.

 Квадратный круг. Застывшее мгновенье,

 Которое Зенонова стрела

 Летит до цели, не сдвигаясь с места.

 Цветок, забытый в "Рифмах и легендах".

 Часы, что время и остановило.

 Та сталь, которой Один ствол рассек.

 Текст неразрезанного тома. Эхо

 За горсткой конных, рвущихся в Хунин,

 Что и поныне чудом не заглохло,

 Участвуя в дальнейшем.

 Тень Сармьенто На многолюдном тротуаре.

 Голос, Который слышал на горе пастух.

 Костяк, белеющий в барханах. Пуля,

 Которою убит Франсиско Борхес.

 Ковер с обратной стороны. Все вещи,

 Что видит только берклианский Бог.

 ГАУЧО

Рожденный на границе, где-то в поле,

 В почти безвестном мире первозданном,

 Он усмирял напористым арканом Напористое бычье своеволье.

С индейцами и белыми враждуя,

 За кость и козырь не жалея жизни,

 Он отдал все неузнанной отчизне

 И, проигравши, проиграл вчистую.

Теперь он - прах планеты, пыль столетий.

 Под общим именем сойдя в безвестность,

 Как многие, теперь он - ход в сюжете,

 Которым пробавляется словесность.

Он был солдатом.