Зелёный воин, сидевший на панцире спереди, перехватил копьё и осторожно кольнул им черепаху в затылок.
— Йе! Шминд! Эррр шестьсот двадцать два а а о ооо оо дааааааа!!! — буэээ! — закричала черепаха и вытянула шею вверх. Буратина заметил, что с подбородка Тортиллы свисают водоросли, а на шее наросли мелкие ракушки.
Тут голова накренилась над бедным деревяшкиным, как грозный кулак великана. Бамбук затрепетал.
— О, скажи, скажи же ж, зачем ты и кто ты, пролазыш… — забормотала черепаха, — обмануть, обмануть меня старую добрую ч-ч-ч-чшшшшщщщ… — звук получился такой, как будто из черепахи вышел весь воздух. — Думал меня обвести вокруг пальца, думал, не узна́ю тебя… а вот и узна́ю, а вот и узна́ю… — дальше всё ушло в неразборчивое бормотание.
Один из воинов стукнул черепаху рукояткой копья, та замотала головой и вроде как прочухалась. И гулко, протяжно заревела:
— Кругом ж-ж-жыыыыы…
Сидящие на панцире зелёные вскочили на ноги и выставили копья.
Буратине совсем поплохело: он решил, что его приняли за жы-жы-жы и теперь ему пиздец.
— Яюшки! — заорал он. — Я не жы-жы-жы! Вот жыжыжы! Вот! — он вскинул руку с зажатой змейкой.
— Ааааа! Голова моя голова! Дай сейчас же для головы! ДАЙ ДВЕ! — черепаха крикнула так, что у Буратины заложило уши.
Минуты полторы ничего не происходило. Вдруг правый глаз Тортиллы вспыхнул-осветился красным, страшным. Потом красный свет снова сжался до искры — но уже не мёртвой, а живой, дрожащей, трепещущей.
— Ффффууууух, — огромная голова чуть качнулась. — Псссст. Как-то резковато вштырило. Надо было с интервальчиком. Сперва одну, потом другую.
На сей раз черепаха не бормотала, не гудела, а говорила спокойно и внятно. Хотя внутри всё равно что-то поскрипывало.
— Так, значит, это ты поубивал моих жы-жы? — деловито спросила Тортилла у Буратины.
Буратина подавленно кивнул. Отпираться не имело смысла.
— Почему? Ты антисемит? — спросила черепаха.
— А я почём знаю? — честно удивился Буратина. Такого слова он ещё не слыхивал, тем более в свой адрес.
Черепахе ответ не понравился. Бамбук прямо-таки ощутил, как у него на шее затягивается петля подозренья.
— А уж не из этих ли ты часом? — голова зависла у него перед самым лицом. — Что-то носик у тебя длинноват…
Бамбук недоумённо потрогал нос. И обнаружил там только то, что и было вместо него — пенёк с дырочками.
От обиды он даже забыл бояться.
— Врёте! — сказал он. — Да у меня носа совсем нет!
— Сейчас-то нет, — рассудила голова. — Но у тебя лицо такое, будто нос у тебя был. И довольно длинный. Характерный рисунок морщин, движения зрачков, явные следы хирургического вмешательства. — эти слова черепаха произнесла чётко, без зевков и порыкиваний. — Да ты ж его себе отрезал!
— Это жы-жы мне его отрезали! — убедительно соврал Буратина. — Они тут знаете чего творят?! — он снова потряс змейкой. — Они мне в жопу лезли!
— Они всем туда лезут, — сказала Тортилла тоном строгой учительницы. — Ты что, лучше других?
С досады Буратина родил умную мысль.
— А они что, лучше меня? — спросил он.
— Ты отвечаешь вопросом на вопрос, а это явный признак жы-жы-жы, — черепаха, не сводя с бамбука пристального взгляда, слегка качнула головой. — Ты подослан ими? Зачем? Признайся честно, и я тебя не накажу, — красная точка подмигнула: соглашайся, мол. |