– Старший помощник Картер очень болен, – продолжал греметь Марстон. У меня тут нет возможности вылечить сложный перелом бедра, и результат был неизбежен. Воспаление легких, да, сэр, воспаление легких. Двустороннее, в легких столько жидкости, что он не может даже лечь, да и вообще едва дышит. Температура сорок, пульс сто тридцать, озноб. Я обложил его грелками, напичкал аспирином, антибиотиками, бренди, наконец, и все без толку. Лихорадка его не отпускает. То он мечется в жару, то лежит весь мокрый от пота. – Насчет сырости он вспомнил очень вовремя. Я чувствовал, как морская вода из промокших бинтов просачивается сквозь свежую повязку на матрас. – Бога ради, Каррерас, неужели вы не видите, что он очень болен? Оставьте его.

– Мне он нужен только на минуту, доктор, – примирительно объяснил Каррерас. Если у него и зашевелились вначале какие‑то подозрения, то после блестящего сольного номера Марстона они просто обязаны были исчезнуть. «Оскар» за такую игру был бы вполне заслуженной наградой. – Я вижу, что мистер Картер нездоров, и не собираюсь отнимать у него силы.

Я потянулся к карте и карандашу прежде, чем Каррерас протянул их мне.

Ничего удивительного, что при неутихающей дрожи и распространявшейся от больной ноги по всему телу онемелости, вычисления отняли больше времени, чем обычно. Но сложности никакой в них не было. Я взглянул на стенные часы и подвел итог:

– Вы будете на месте чуть раньше четырех.

– Мы не пропустим его, как вы считаете, мистер Картер? – оказывается, только внешне он был так беззаботен и уверен в себе. – Даже в темноте?

– Не представляю, как можно умудриться при включенном радаре, – я немного посопел, чтобы он не забыл случайно о серьезности моего положения, и продолжал: – А как вы собираетесь остановить «Тикондерогу»? – Теперь меня не меньше, чем его, беспокоило, чтобы стыковка состоялась, и перегрузка завершилась как можно быстрей и благополучней. «Твистер» в трюме должен был взорваться в 7.00. Я предпочитал к тому времени быть от него подальше.

– Снаряд перед носом, сигнал остановиться. Если это не сработает, добавил он задумчиво, – снаряд в борт.

– Вы меня просто удивляете, Каррерас, – веско заявил я.

– Удивляю вас? – левая бровь Каррераса едва заметно поползла вверх целая мимическая картина при обычной каменной невозмутимости его лица. ‑Каким образом?

– Человек, который приложил столько усилий и, должен признать, все время демонстрировал исключительную предусмотрительность – и вдруг собирается пустить все прахом беспечным, непродуманным поступком в самом конце, – он, было, хотел что‑то сказать, но я остановил его рукой и продолжал: – Я не меньше вашего хочу увидеть, как «Тикондерога» остановится. Только за это чертово золото я и гроша ломаного не дам. Прекрасно знаю, как важно, чтобы капитан, боцман и я немедленно попали в первоклассную больницу. Очень хочу увидеть, что все пассажиры и команда успешно переправились. Я не хочу, чтобы кто‑нибудь из команды «Тикондероги» был убит во время обстрела. И наконец...

– Короче, – угрюмо прервал он меня.

– Пожалуйста. Встреча произойдет в пять часов. При теперешней погоде в это время будет полумрак – то есть капитан «Тикондероги» вполне хорошо разглядит нас на подходе.