Встреча произойдет в пять часов. При теперешней погоде в это время будет полумрак – то есть капитан «Тикондероги» вполне хорошо разглядит нас на подходе. Как только он увидит, что другой корабль идет с ним на сближение, как будто Атлантика – это узкая речка, где не разойтись, не шаркнувшись бортами, он сразу заподозрит неладное. Кому, как не ему, знать, что он везет целое состояние. Он повернет и будет удирать. У вашей команды, едва ли сведущей в морской баллистике, мизерные шансы поразить движущуюся мишень с качающейся палубы, при отвратительной видимости сквозь пелену дождя. Да и вообще, что можно сделать из той хлопушки, которую, как мне сообщили, вы установили на баке?
– Ту пушку, что я установил на юте, никто хлопушкой не назовет. – Хотя лицо его было по‑прежнему невозмутимо, слова явно дали ему пищу для размышления. – Как‑никак у нее калибр четыре дюйма.
– Что с того? Чтобы пустить ее в ход, вам придется сделать разворот, а в это время «Тикондерога» уйдет еще дальше. Я уже называл причины, почему вы и в этом случае наверняка промахнетесь. После второго выстрела, кстати, наши палубные плиты будут так покорежены, что орудия задерутся к небесам и в дальнейшем вы их сможете использовать лишь в качестве зениток. Чем тогда вы предложите остановить «Тикондерогу»? Грузовой корабль, в четырнадцать тысяч тонн водоизмещением, не остановишь, помахав ему автоматом.
– До этого дело не дойдет. Элемент неопределенности, конечно, всегда существует. Но мы не промахнемся.
– Нет никакой необходимости в этом вашем элементе неопределенности, Каррерас.
– В самом деле? Как же вы предлагаете это сделать?
– Я считаю, этого вполне достаточно, – вмешался капитан Буллен. Авторитет коммодора «Голубой почты» придавал дополнительную значительность его хриплому голосу. – Одно дело – работать с картами по принуждению, совсем другое – по доброй воле корректировать преступные планы. Я все это выслушал. Вам не кажется, мистер, что вы зашли слишком далеко?
– Нет, черт возьми, – возразил я. – Ничто не будет слишком, покуда все мы не окажемся в военно‑морском госпитале в Хэмптон‑Родсе. Это до смешного просто, Каррерас. Как только он, судя по радару, подойдет на несколько миль, начинайте передавать сигналы бедствия. Одновременно, и лучше обговорить это сейчас, пусть ваши стукачи на «Тикондероге» примут от «Кампари» 808 и передадут его капитану. А когда он подойдет поближе, передайте ему по световому телеграфу, что угробили машину в борьбе с ураганом. Он наверняка о нем слышал, – я изобразил на лице утомленную улыбку. – При этом, кстати, вы будете недалеки от истины. И когда он к нам пришвартуется, а вы снимете чехлы с орудий – что ж, дело сделано. Он не сможет, да и не посмеет отвалить.
Каррерас уставился сквозь меня, затем слегка кивнул.
– Полагаю, что бесполезно убеждать вас, Картер, стать моим... скажем, лейтенантом?
– Достаточно будет переправить меня в целости и сохранности на борт «Тикондероги». Никакой иной благодарности мне не требуется.
– Это будет сделано, – он взглянул на часы. – Не пройдет и трех часов, как здесь появятся шесть членов вашей команды с носилками и переправят вас, капитана и боцмана на «Тикондерогу».
Каррерас вышел. Я окинул взглядом лазарет. Буллен и Макдональд лежали в кроватях, Сьюзен и Марстон стояли, завернувшись в одеяла, у двери в амбулаторию. Все они смотрели на меня, и выражение их лиц было, мягко говоря, весьма неодобрительным.
Тишину, воцарившуюся на неподобающее случаю долгое время, прервал неожиданно ясным и строгим голосом Буллен.
– Каррерас совершил пиратский акт единожды и готов совершить во второй раз. |