|
— Они держатся в тени, избегая публичности, потому что их стратегическая цель даже не революция, а внезапный государственный переворот. Ещё минуту назад я полагал, что ни один белый человек не знает об их существовании, кроме тех из нас, кто служит в ФБР. Бюро никогда не сообщало о них другим государственным органам, поскольку, к нашему стыду, ни одному информатору не удалось там долго продержаться. Но все они умирали естественной смертью, и это самое странное! — Никто в Ордене никогда не рассказывал вам правду? — требовательно спросил Дрейк. — Нет, — с любопытством ответил я. — Я считал правдой то, что сейчас вам рассказывал. — Винифред уж чересчур скрытен, — сказал Дрейк. — Культ Чёрной Матери полностью контролируется Орденом. По нашему поручению Культ проводит мониторинг положения дел в гетто. Сейчас они предсказывают, что к концу лета в Гарлеме, на западной окраине Чикаго и в Детройте вспыхнут такие же восстания, как в шестидесятые годы. Во всех этих областях нужно как минимум на восемнадцать, а желательно, на двадцать или даже двадцать пять процентов повысить количество наркозависимых людей, иначе уровень разрушений превысит те масштабы, которые мы готовы выдержать. Но Культ не сможет это обеспечить, если ему и дальше будут сокращать поставки наркотиков. Либо гетто будут завалены героином, либо к августу там начнётся настоящий ад. До меня дошло, что он употребил термин «мониторинг» в его строго кибернетическом значении. — Есть лишь одна альтернатива, — продолжал Дрейк. — Черныйрынок. Одна очень ловкая и прекрасно организованная группа уже давно пытается разрушить героиновую монополию ЦРУ и Синдиката. Культу Чёрной Матери придётся наладить с ними прямой контакт. Я не хочу, чтобы в этом участвовал Орден — это очень осложнит ситуацию, особенно если учесть, что впоследствии нам придётся вообще уничтожить эту группу. Дело кончилось тем, что я оказался на Сто десятой улице в Гарлеме. Ощущая себя очень белым и безобразно пулепробиваемым, я вошёл в ресторан «Дразнящаяся обезьяна». Под стрелами враждебных взглядов прошёл прямо к сидевшей за кассовым аппаратом женщине с кожей кофейного цвета и сказал: — Я насчёт надгробных плит. Она просверлила меня взглядом и пробормотала: — Наверх, за мужской уборной, дверь с надписью «Посторонним вход воспрещён». Стучать пять раз. — Она злобно усмехнулась. И если ты подстава, то поцелуй на прощание себя в белую задницу, браток. Я поднялся по лестнице, нашёл нужную дверь, постучал пять раз, и из за двери выглянул глаз на чёрном как смоль лице, который уставился на меня с холодным безразличием. — Белый, — сказал он. — Человек, — ответил я. — Коренной, — отозвался он. — Уроженец, — закончил я. Он снял цепочку и дверь полностью открылась. Я так никогда и не выяснил, откуда они взяли идею этого пароля — скорее всего, у Ку Клукс Клана[69]. Хотя в комнате было темно от густого марихуанового дыма, я увидел, что она вполне прилично обставлена и большую её часть занимает огромная статуя Кали, Чёрной Матери; мне вспомнились жуткие ритуалы из фильма «Ганга Дин» и крики «Убей во имя Кали!». В комнате, помимо открывшего мне человека, было ещё четверо мужчин, которые пускали по кругу два косяка: один посолонь, а второй — противосолонь. — Откуда ты? — спросил голос из темноты. — ДВИБ[70], — осторожно ответил я. — И я должен говорить с Ха саном ибн Саббахом Иксом. — Уже говоришь, — сказал самый высокий и самый чёрный тип из этой шайки, передавая мне косяк. Я сделал быструю глубокую затяжку — и, о Боже, это было приятно! Я наполовину пристрастился к марихуане ещё со времён Похода на Пентагон 1967 года, когда часть пути я прошёл непосредственно за Норманом Мейлером, а потом присоединился к каким то хиппи, которые сидели на ступеньках, покуривая ЕЁ. |
