— Ты прав, — согласился офицер, — долгая беседа не должна проходить всухую, клянусь Вечноживым Таримом! — Он снова обнажил в улыбке крупные белые зубы. — Хотя он, конечно, и не поощрял привычку к вину…

— Я не сомневаюсь, — улыбнулся в ответ варвар, — что ты впоследствии вознесешь молитву Эрлику, и он простит тебя.

Довольно быстро, пока войско устраивалось на привал, в стороне от всех солдаты установили шатер и приподняли его полотнища, чтобы воздух проникал внутрь и нес сидящим в нем прохладу. К полудню в степи становилось жарко. Конан, Испарана, Джунгир-хан и командир туранцев уселись на расстеленном ковре из верблюжьей шерсти, и киммериец налил всем по кружке вина.

— Чтобы тебе, уважаемый, — он приподнял свою кружку, кивнул Октаю и сделал глоток, — все стало ясно как день, расскажу тебе все, что знаю. — Варвар отхлебнул еще вина и продолжил — Остальные поправят меня, если сочтут нужным, а потом приведем сюда и послушаем бывшего визиря Замбулы.

Киммериец рассказал все, что знал об интригах вокруг трона Замбулы, коротко упомянул о лакуди и гибели Мусаиба, и, закончив повествование, взглянул на офицера:

— Теперь предлагаю послушать Хафара.

Привели бывшего визиря Замбулы. Он бросился в ноги Джунгир-хану, униженно умоляя о прощении.

— Заткнись! — прервал его стенания варвар. — Расскажи почтенному офицеру о своих переговорах с Мусаибом.

Хафар, запинаясь, заговорил, а Октай, слушая его, укоризненно качал головой. Потом туранец спросил:

— Почему же вы до сих пор не лишили головы такого вероломного мерзавца?

— Специально продлевали ему жизнь, чтобы ты мог выслушать его рассказ, — ответил киммериец, а Испарана и Джунгир-хан кивнули в знак согласия. — Теперь он больше никому не нужен, — развел руками варвар. — Что с ним сделаем?

— Нечего и думать, — решительно произнес Октай.

Он был солдатом, человеком по-своему честным и прямым, хотя уже слегка и пообтерся в ханском дворце. Туранец любил суд скорый и правый. Подозвав офицера, он указал на Хафара и выразительно провел ладонью по горлу. Когда вопящего и извивающегося визиря утащили два рослых солдата, командир взглянул на собеседников.

— Выходит, — почесал он переносицу, — мы напрасно проделали такой большой путь. Теперь нам придется возвращаться в Хоарезм.

— Зачем возвращаться? — встрепенулась Испарана.

— Наместник послал нас поддержать Мусаиба…

— Мне кажется, — заметил Конан, — ты говорил, что вашей армии приказано вернуть трон законному властителю.

— Правильно, — начал соображать командир. — Он так и сказал: вернуть трон династии Актер-хана.

— Ну, вот и договорились! — Варвар налил еще по кружке. — Джунгир, если ты запамятовал, единственный родной сын Актер-хана. И уж во всяком случае, наместник Хоарезма не обвинит тебя в том, что ты не выполнил приказа. Скажешь ему, что вести о гибели визиря дошли до тебя только после взятия Замбулы. А повелитель Илдиз, — усмехнулся он, — будет только приветствовать установление порядка в сатрапии, да и богам угодно, чтобы народ жил под властью законного властителя.

— Разумеется, — подал голос Джунгир-хан, — воинский труд должен быть хорошо оплачен, и это я могу вам обещать.

Октай окинул взглядом собеседников. Видно было, что в его душе происходит некоторая борьба, но варвар не сомневался, какое решение примет туранский офицер.