|
Будет даже красивее, чем натуральные. И все же, какого черта я поперся в Дыру? Любопытство увидеть «шар желаний» перевесило все остальные доводы? Дурак, ой, какой же я дурак! Зато роман получится шикарный, радовался он. Только я еще не понял, о чем будет роман. Может быть, о Зоне и о Дыре. Потом его осенило, и он посмотрел вначале на Бараско, а потом на Костю. А вот и герои! — А Звезда Героя откуда? — спросил Бараско. — Я Афган прошел, — скромно ответил он. — Больно ты молод для Афгана, — заметил Бараско, но не стал заострять тему. Она и так была заострена до предела. После того, как они выбили «лимонкой» дверь и обстреляли гранатами коридор, путь был открыт, и они побежали к выходу. Мощный патрон «американца» давал им преимущество, его пули «американца» с легкостью прошивали стеклянные витражи второго этажа, где пряталась охрана. Да и АК-74М почти не уступал в эффективности. Однако защитники «Дома мух» успели притащить с крыльца ДШК и открыли такой ураганный огонь, что пришлось отползать быстрее тараканов — по полу, по полу. На голову сыпалась штукатурка, а в воздухе стояла такая пыль, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Тем не менее, Бараско умудрился найти вход в подвал, и они заняли оборону. Выкуривали их по всем правилам: вначале бросали гранаты, а потом, как дураки, перли в атаку. Троих они скосили. Когда гранаты кончились, появились тряпки, смоченные в бензине и в соляре. Но подвал строили на совесть. Он был обширным и глубоким, с хорошей вентиляцией. Держаться в нем можно было хоть неделю, было бы только побольше патронов. Вскоре они стали считать каждый из них и тратили с умом. А потом, когда не осталось ни одного, собрались в самом дальнем закутке вокруг единственной гранаты и стали ждать, что будет дальше. Рахиль Яковлевна уже перестала увещевать, чтобы они сдавались. Плюнула сквозь фарфоровые зубы и пропала. Но когда Костя попробовал было сунуться на лестницу, то едва не получил пулю в лоб. Оставалось только ждать смерти. И они дождались. На третий день, к вечеру, наверху раздался непонятный шум, прозвучало несколько очередей, пара взрывов. Потом невнятный голос произнес: — Эй… русс!.. Побили мы ваших. Вылазь. Обижать не будем… Так они стали почетными пленниками, и их кормили на убой, но отходить далеко от лагеря не давали. Из кустов неизменно появлялся часовой и делал знак, чтобы возвращались. Бараско ругался, грозился кому-то пожаловаться, но все без толку. На рассвете их отвели к реке и дали помыться. Они долго плескались в мелководной реке. Терли белым песком закопченные лица и руки. Потом выползли голышом на косу и загорали. Часовых видно не было. По пляжу бегали крабы, в воде суетились мальки. Припекало солнце. — Красота, — сказал Бараско, — как в Африке. — Сбежим? — предложил Костя, рассматривая облака, плывущие неизвестно куда. — Я не хочу, — сказал новоявленный Березин. — Мне и здесь хорошо. Не бьют, и ладно. Конечно, он хитрил, ему хотелось увидеть «шар желаний», но он боялся сглазить удачу, которая от него бегала всю жизнь. Может быть, теперь повезет, и я стану знаменитым писателем? — Сбежать мы всегда успеем, — сказал Бараско, приподнимаясь на локтях. — Надо знать куда. Казалось, он что-то знает, но не говорит. — Мы, как птички в золотой клетке, — сказал Костя. Когда они выбрались из подвала, партизаны посадили их в какой-то кокон. Оказывается, был и такой хабар, и в мгновении ока переместили сюда — в местность, похожую на саванну, с редкими тенистыми деревьями и мягкой травой под ними. Костя Сабуров еще больше зауважал Бараско. Ведь была у него возможность уйти из подвала и вообще, из «Дома мух». Была! А он ею не воспользовался. |
