|
Костя с Бараско уже поели, и откушали добавку, развалились тут же в тени и подремали под легким ветерком и только тогда Березин явился, как ясное солнышко. Сожрал то, что осталось. А осталось полкотла щей, здоровенная нога какого-то зверя, тушеная на углях, и заморские фрукты, похожие на манго. — Ну вы и гады, — сказал Березин, с тревогой поглядывая по сторонам, — не могли побольше жратвы оставить. — Отощал? — Не то слово, — пожаловался Березин. — Такое ощущение, словно пробежал двести километров. — Капитана… — вдруг раздалось из кустов. — Капитана… Моя хочет еще. — Пожрали, и все! — подскочил Березин. — Пойдем отсюда! Что-то жарковато становится. Бараско засмеялся. — Чего ты ржешь?! — поморщившись, возмутился Березин. — Я, можно сказать, истерся до основания. — Да, женщины здесь горячие. Прости, забыл предупредить. Не каждому по плечу. — Мне-то по плечу! — гордо ответил Березин. — Но есть дела поважнее. — Это точно, — согласился Бараско. Костя же деликатно промолчал, потому что у него не было твердого мнения на этот счет, как, впрочем, и жизненного опыта. * * * Если бы Александр Ген был помоложе и бегали бы побыстрее, не пережил бы он этого дня. Схоронили бы его в развалинах, если бы осталось, что хоронить, и отправились бы дальше. Но Гену повезло, а научная общественность так и осталась в неведении, что едва не лишилась нобелевского лауреата. Граната «муха» оказалась куда проворней. Прочертив вдоль площади огненную дугу, она угодила в то, что издали представлялось копошащейся массой. Взрыв разметал «гемусов», как листья, и они, мертвые или оглушенные, долго еще падали на брусчатку, устилая ее синим, словно металлическим, покрывалом. Те же, которые остались живы, в панике разлетелись по окрестностям. Однако нашлось пара особей, отличающихся особой злостью, которая набросилась на Гена, если бы не его «булат» и шлем, остался бы он без носа и ушей. Они его долго преследовали, пока не загнали в развалины двухэтажного дома, от которого остались несколько уцелевших комнат, стены да часть крыши, вздыбившаяся, как паруса на сломанной мачте. Калита подкрался с другой стороны и одной очередью убил обоих «гемусов». — Убил-л-л бабочек, — саркастически констатировал Ген и раз десять потыкал пальцем в небо. — Я тебе этого никогда не прощу! — Слушай сюда, — сказал Калита, — я не посмотрю, что ты мой друг, привяжу к Венгловскому веревкой, и будешь ходить, как пес на привязи. — Зачем ты их убил?! Зачем?! — На, посмотри, — Калита протянул ему бинокль. — Кто там лежит? — Ну этот, как его… — Вот именно. Твои «гемусы» завалили и сожрали «дантая». С тобой бы они расправились еще быстрее, даже броня не помогла бы, и остались бы мы без научной поддержки. — Я думал, ты меня понимаешь! — уперся Ген. — Это же «гемус»! Природный феномен. Живой артефакт! Недостающее звено между насекомыми и динозаврами. А ты их убиваешь! — И буду убивать! — отозвался Калита, вскидывая автомат, потому что несколько «гемусов» ожили и кружили над площадью. Но стрелять не стал. Хватит на сегодня шума, решил он. Если кто-то есть поблизости, обязательно припрется. — Командир, — тихо позвал его Дубасов и показал жестом, что рядом опасность. Дубасов находился через дорогу и, должно быть, видел противника. Калита и Ген застряли в доме- утюге, который клином врезался в площадь. Сам Калита заскочил бы сюда только при крайних обстоятельствах — слишком неудобной была позиция. Она простреливалась и справа, и слева, и с тыла. |
