– Не волнуйтесь, гроза уже скоро кончится.
Он ушел.
Эйприл действительно боялась, но совсем другого. Она опасалась, что Брэнсон попытается разбудить Ревсона, начнет его трясти и поймет, что это бесполезно.
Двадцать минут спустя Брэнсон и Крайслер стояли у двери третьего автобуса.
– На мосту его точно нет, мистер Брэнсон.
– Согласен с тобой. А теперь попытайся поразмышлять вслух.
Молодой человек отрицательно покачал головой.
– Я по натуре не ведущий, а ведомый.
– И все же попробуй.
– Попробую. Я могу говорить все, что думаю? Брэнсон кивнул.
– Во‑первых, я совершенно уверен, что ван Эффен не спрыгнул с моста. Он не из породы самоубийц. У него была хорошая перспектива в самом ближайшем будущем заполучить целое состояние, оценивающееся семизначными цифрами. Этот человек не из тех, кто предает. Вы сказали, что я могу говорить свободно, поэтому позволю себе пофантазировать. Если бы даже ван Эффен решил отказаться от состояния и предать нас, ему следовало бы пройти около двух тысяч футов на север или на юг. Джонсон обязательно его заметил бы. Значит, произошел несчастный случай.
– Думаю, ты прав.
– И Ревсон тут ни при чем. Единственный, кого я мог бы заподозрить, это генерал Картленд. Очень опасный человек. Но Петерс настороже, он бы не проморгал. Что до Ковальски – ничего бы не случилось, если бы Ковальски оставался с нами, – Крайслер немного помолчал и продолжил: – Я все время думаю о том, был ли несчастный случай с Ковальски и в самом деле несчастный, или произошло что‑то другое?
– Я тоже об этом думаю. И к какому выводу ты пришел?
– В наших рядах – предатель.
– Тревожная мысль – от нее нельзя просто так отмахнуться. Нужно все обдумать. Хотелось бы понять, зачем кому‑то понадобилось отказываться от целого состояния?
– Кто знает? Правительство могло пообещать этому человеку удвоить его долю, если…
– Это одни догадки, – нахмурился Брэнсон. – Нельзя подозревать всех и вся. Это создаст крайне нервозную обстановку. Мы не можем себе этого позволить. Итак, что ты думаешь о судьбе ван Эффена?
– Думаю так же, как и вы: его сбросили с моста.
В это время ван Эффен уже был на берегу, в автобусе, где размещался передвижной узел связи. Напротив него за столом сидели Хегенбах и Хендрикс. У дверей стояли вооруженные полицейские. Когда ван Эффен очнулся и узнал, где он находится, то был так потрясен, что даже утратил свою привычную бесстрастность. Вдобавок ко всему после отравления газом у него кружилась голова.
– Выходит, я недооценил Ревсона? – удивился ван Эффен.
– Когда попадете в тюрьму «Сан‑Квентин», там многие согласятся с вами, – заметил Хегенбах. – Можете рассчитывать самое малое лет на десять без надежды на сокращение срока за примерное поведение.
– Что ж, в каждом деле есть свой риск.
– Однако ваше положение не столь уж безнадежно.
– Не понял, что вы имеете в виду.
– Мы можем заключить сделку.
– Никаких сделок!
– Вам нечего терять, а приобрести можете многое. Как минимум, несколько лет жизни.
– Никаких сделок!
– Ваше поведение похвально, но, увы, оно вам ничего не даст, – вздохнул Хегенбах. – А вы, Хендрикс, согласны со мной?
Хендрикс обратился к полицейским:
– Наденьте на него наручники и отвезите в военный госпиталь, в палату особого режима. Скажите врачам, что мистер Хегенбах скоро прибудет.
– Госпиталь? Вы собираетесь использовать наркотики?
– Если не хотите сотрудничать с нами, мы обойдемся и без вашего согласия. |