– Ни разу не дрался на ринге, – заверил я, невольно, по какой-то дурацкой тревожной причине одёргивая сюртук, – только на поле боя. В фронтовых условиях.

– Что ж, тогда преимущество всё ещё на стороне девицы. Не отдавите ей хотя бы ноги. Война войной, но про хорошие манеры забывать не стоит.

Упражняться в остроумии мы с Шелли явно смогли бы долго, а терять время мне не хотелось, поэтому я оставил доктора одного и направился к Кларе.

В багровом платье, в рубинах она сверкала, точно в каплях свежей крови. И чёрная полумаска, из-под которой сияли тёмные глаза. Среди этого парада упырей, скоморохов, пиратов, драконов, полудениц и русалок, девушка в пышном багровом платье привлекала больше внимания, чем любая Змеиная царица, которым подражали столичные модницы.

Несмотря на маску (а я обвязался платком, как и планировал), она тоже узнала меня.

– Господин, – стоило мне приблизиться, она присела в лёгком реверансе. – Как неожиданно видеть вас, – и добавил тише: – Зачем вы со мной говорите? Разве вы не боитесь спугнуть моего отца?

– А я, напротив, вас искал, господица Клара, – отвесил это пигалице самый почтительный поклон в своей жизни. Она нахмурилась, закрутила головой по сторонам.

– Что ж, вот вы меня увидели. На этом, надеюсь, всё?

И она попыталась уйти, но я схватил её за локоть.

– Не откажите в танце, – попросил я настолько вкрадчиво, насколько мог.

Из-под маски на меня взглянули с такой мольбой, что невольно на короткое мгновение стало почти её жаль.

– Господин Давыдов, – губы девушки едва шевелились. – Зачем вы это делаете? Если мой отец увидит вас, то испугается и сбежит… и Тео не знает, что вы здесь, но он может заметить вас… он где-то тут, следит за гостями.

– Ваш отец вряд ли запомнил, как я выгляжу, к тому же я в маске.

– Ох, это, – она возмутительно вызывающе закатила глаза. Дерзость ей идёт, надо признать. – Вы подражаете какому-нибудь разбойнику из любовного романа? Не хватает только широкополой шляпы.

– Образ не доработан, каюсь.

Девичья ладошка оказалась в моей. Тяжело поверить, что эта тонкая ручка способна нанести кому-нибудь вред. Впрочем, глядя в эти тёмные глаза, точно у оленёнка, что смотрит в дуло охотничьего ружья, невозможно представить, что Клара Остерман – чудовище.

– Я просто хочу потанцевать с красивой господицей, – не отпуская её, произнёс я.

На мою удачу почти в этот момент сменилась мелодия, и пары выстроились, готовые пуститься согласно прописанным фигурам танца, и стало очевидно, что Клара уже не отберёт своей руки. Не потому, что боится меня, а потому что это неприлично. Мы единственные задерживали танцующих, встав посреди залы.

И Остерман подчинилась правилам. Неуверенными движениями, оглядываясь на других и неловко повторяя, она присоединилась со мной к остальным.

– Почему же вы хотите потанцевать именно со мной?

Сдержанная, холодная, с поджатыми губами, с провокационно откровенным декольте, с вызывающе алым цветом её платья, с кокетливо неряшливыми локонами, касающимися оголённых плеч, она выглядела непривычно смело. Но её манера говорить и держаться не успели бы измениться так же, как и наряд.

Если бы сам не прочитал, что она, точно дикая кошка набросилась на городового, а после по-разбойничьи ловко запрыгнула в уходящий поезд, ни за что бы не поверил, что это та же робкая девица, что сидела взаперти в своей спальне несколько дней кряду и боялась на меня взглянуть.

Впрочем, и теперь, во время танца, она изо всех сил избегала смотреть на меня.

– Я хотел спросить вас не об отце, – признался я, когда наши ладони соприкоснулись в танце.