Так вот, я хотела отказаться от платья, аргументировав это тем, что никогда не носила прежде ничего подобного и предпочитаю что-нибудь поскромнее.

Но доводы Тео и вправду не оставляют никаких возражений.

Сидя за большим деревянным столом, чьи ножки выполнены в форме чудесных животных и духов (честное слово, даже в особняке Ферзена не видела такой роскоши), Тео откинулся в большом мягком кресле.

– Итак, начнём с самого начала, – взмахнул он пером, которым только что расписывался в ответе кому-то из адресатов. – Почему ты прежде такого не носила?

– Потому что никогда не шила ничего похожего на заказ.

– Почему? – вопрос застал меня врасплох, хотя он кажется совсем простым.

– Потому что я такое не ношу.

– Кто тебе сказал?

– Никто.

На самом деле, мне никто никогда не говорил, как одеваться. Впрочем, точно так же и как не стоит. Ну, кроме Настасьи Васильевны, которая критиковала мой вид. Но это платье, пожалуй, напомнило о ней и её вызывающей кокетливости, которую я всегда презирала.

– Так ты сама выбирала себе одежду прежде?

– Ну, её заказывал мой отец…

– А что хотела носить ты?

Я открыла рот, но так и не произнесла ни слова.

– Не знаешь? – подсказал, взмахивая пером, точно дирижёр смычком, Тео. – Потому что никогда прежде не выбирала ничего сама… или, даже если имела возможность выбрать, не позволяла себе ничего смелого и – самое страшное, – он округлил глаза, точно и вправду собирался сказать что-то кошмарное, – привлекающее внимание?

– Я не люблю, когда на меня обращают… – начала я, но Тео снова резко взмахнул пером.

– Тс-с-с, – цыкнул он. – Ты понятия не имеешь, моя дорогая Клара, каково это, когда на тебя обращают внимание. И ты не знаешь, нравится ли это тебе или нет, потому что ты прячешься под своими мышиными нарядами в тенях. И не узнаешь, пока не попробуешь.

– Но…

– И только попробовав, сможешь сама решить, как захочешь поступать в дальнейшем.

Во мне поднялась волна возмущения, и я уже хотела отринуть все его нелепые предположения, когда вдруг почувствовала, что сказать мне на самом деле нечего. На моей стороне лишь страхи и предубеждения, и ни одного весомого аргумента.

– Прошу тебя, – голос Тео стал настолько мягким, что возразить я уже не посмела. – Просто попробуй. Всего один вечер. И ты будешь в маске.

Маска решила дилемму.

Придётся надеть платье, хотя клянусь, я ненавижу его и буду ненавидеть в нём себя.

Ух, я стану всеобщим посмешищем, не иначе.

17 лютня

Платье буквально душит меня. Я сама на себя непохожа. Не знаю, как доживу до начала маскарада.

Слышу, как внизу собираются гости, и начинает играть музыка.

Огромный, великолепный в своей мрачной увядающей красоте особняк Кельха оживает, точно музыкальная шкатулка, безмолвно стоявшая много лет на дальней полке. И, кажется, призраки прошлого вот-вот покажутся в украшенных залах.

То и дело подхожу к окну, высматриваю отца. Его будет легко узнать даже в маске.

Я попросила горничную (Тео нанял горничную на несколько дней, пока в особняке готовится праздник) не зажигать свет. Сижу в темноте, и собственное бледное отражение в зеркале пугает. Забавно. Где-то читала, что вампиры не отражаются в зеркале.

Заходил Тео.

Он остановился на пороге, разглядывая меня в зеркале, и я пошутила, что не должна в нём отражаться.