– Подождите, это некий барон Теодор Генрих Карншнтейн, подданный Лойтурского коро… а-а-а, – с каждым следующим произнесённым словом я всё яснее осознавал происходящее и, наконец, протянул понимающе: – Не существует никакого Теодора Генриха Карнштейна. Стоило сразу понять. Имя нигде не упоминается, судя по первым запросам, да и слишком оно напыщенное и глупое, чтобы оказаться настоящим.

Зато отлично подойдёт, чтобы очаровать глупую наивную романтичную девицу, которая читает слишком много приключенческих романов. О да, такое имя идеально для героя какой-нибудь истории о единственном сыне древнего рода, который по злому року судьбы обречён покинуть дом в поисках лучшей доли. Интересно, что наплёл Кларе этот Кельх? И Кельх ли он вовсе?

Сестра молча рассматривала портрет.

– Как он вам представился?

– После долгих… допросов…

Очевидно, Сёстры пытали его, но признаться в этом монахиня не осмелится.

– Имя он так и не назвал. Но он лойтурец, кажется… Он когда… не хотел отвечать, всё бормотал что-то на своём. Сестра Агафья знает немного его язык, но ничего почти не разобрала, слишком он… невнятно говорил.

Подозреваю, что пленник захлёбывался криками, слезами, а может, и собственной рвотой и кровью, пока благодетельные монахини усердно допрашивали «дитя ночи».

– Ну, Сестра, – я сложил руки на груди, приготовившись к долгому рассказу. – Говорите всё как есть. Кто этот Кельх и почему вы обокрали фарадалов?

Она нахмурилась, поджимая губы, всем своим видом выражая недоверие.

– Сестра, я обещаю не арестовывать монахинь. Подозреваю, что даже при всём желании не смогу это сделать. Монастыри неприкосновенны перед законом. Корона меня в порошок сотрёт, если вмешаюсь в ваши дела. Но всё принимает слишком серьёзный оборот. Даже опасный. Чтобы не случилось беды, мне очень нужно понять, что происходит, и только вы можете в этом помочь.

Не зря некоторые преступники пытаются укрыться в их стенах.

– Беда, наверное, уже давно случилась, – произнесла со вздохом Марина, потупив взгляд. – По моей вине в том числе.

Сумеречные Сёстры, как уже объяснил Афанасьев, ведьмы по своей сути, поэтому даже в рамках законов Храма, несмотря на их верность делам Создателя, они считаются ненадёжными.

– Почти все мои Сёстры – ведьмы. Некоторые приходят сами уже во взрослом возрасте, гонимые соседями и родственниками, но большинство воспитываются у нас с юного возраста. Это сироты, от которых отказались родители, стоило проявиться дару. В семьях обычных людей дети с даром рождаются редко, и выжить у них шансов мало, а мы знаем, как им помочь. Вот и получается, что для большинства из нас монастырь это единственное место во всём белом свете, где нам рады. За его стенами нам не выжить.

– Значит, государство знает, что вы ведьмы?

– Не уверена, насколько хорошо им известны наши способности. Думаю, большинство считает нас просто язычниками и терпит лишь потому, что официально мы признаём власть Храма, – пожала плечами Марина.

К этому времени в гостиную заглянул профессор и позвал нас к ужину, но мы попросили недолго нас подождать или начинать без нас.

– Ну уж нет, мы подождём, – пообещал Афанасьев.

Впрочем, дверь он прикрывал за собой так медленно, да ещё и оставив небольшую щель, чтобы подслушать. Пришлось встать и плотно захлопнуть.

Сестра Марина дождалась, пока я снова присяду рядом, и продолжила:

– В общем, как вы понимаете, положение наше шаткое. Поэтому, когда представители… когда Император что-то просит, мы без возражений выполняем.

– Храм же не подчиняется государству.

– Демид Иванович, – улыбнулась она печально, и это был едва ли не первый раз, когда я увидел хоть какие-то эмоции на её лице, – вы же всё понимаете.