– На жалование сыскаря тяжело позволить себе большее.

– В Первом отделении так мало платят?

– У меня есть родители и младшие сёстры. Я помогаю им.

– А ваша семья…

– В Новисаде. Точнее, в губернии, ближе к Полесскому. Они управляют родовым поместьем.

– Так вы дворянин?! – каюсь, не смогла скрыть удивление в голосе.

Давыдов это тоже заметил, прищурился лукаво. Я опасалась, что его заденут мои слова, но в тёмных глазах блестело веселье.

– Потомственный, господица Клара, – на этот раз в его «господице» прозвучала особая насмешка.

Ещё бы. Он-то, оказывается, господин не только на словах, но и по происхождению, а вот меня называют господицей только из приличия. Кто мог подумать, что этот грубый солдафон окажется куда благороднее меня.

– Простите, но как тогда получилось, что вы… я не хочу показаться грубой…

– Но почему потомственный дворянин живёт в такой дыре и высылает деньги родителям в их глушь, когда крепостные должны пахать на полях наших бескрайних владений, доставшихся от предков и приносить нам миллионные ежегодные доходы? – ухмыляясь, спросил Давыдов.

Даже когда он подшучивает надо мной, то делает это очень добродушно. Догадываюсь, что он привык так общаться со своими сёстрами.

– Да, – я опустила взгляд. – Простите. Мне не стоило…

– Ваше любопытство естественно, – забирая кружку с чаем из моих рук, Давыдов поднялся, чтобы подлить ещё. – Но вы же выросли в Златоборской губернии. Там, наверное, редко встречаются такие нищие дворяне, как у нас на юге.

– Мой друг Николя из древнего ратиславского рода Стрельцовых, но его семья тоже небогата, – сказала я, оборачиваясь, чтобы наблюдать, как Давыдов щедро сыпет сахара, наверное, больше, чем чая, в нашу общую на двоих кружку. Получилось ужасно приторно, но мне было неловко признаться, ведь я в гостях, а он, видимо, любит пить так.

– Стрельцовы? – переспросил Давыдов. – Видел их усадьбу. И про семью узнавал подробности. Этот ваш Николай проходил у нас подозреваемым.

– Николя?! – удивилась я. – Он же мухи не обидит.

– Мухи не обидит, а всё пытался пробраться к вам в усадьбу и вызволить из нашего плена.

– Ох, – вырвалось у меня. – Он просто переживает. Мы лучшие друзья с самого детства. Я для него как сестра. И папа попросил обо мне позаботиться.

А я переживала, что Николя совсем меня забыл! Как я могла усомниться в нём?! Стыд и позор! Он ради меня приехал в столицу. Нужно бабуленькам, чтобы не переживали.

– Ага-ага, – в голосе Давыдова слышался смех, когда он присел обратно на шинель возле меня. – Держите.

Я приняла кружку, отпила чай, давясь от его сладости.

– Что такое? – спросила я. – Что за «ага-ага»?

– Просто ага, – криво улыбнулся Давыдов. Ему явно нравится издеваться надо мной и дразнить. Какой же несносный. Только мне начинает казаться, что он весьма мил, как снова выдаёт что-то пусть мелочное, но противное.

– Нет, не просто, – заупрямилась я. – Говорите, что имели в виду.

– Ох, Клара, – закатил он глаза, – неужели вы не понимаете?

– Что?

Давыдов долго смотрел на меня неожиданно серьёзно, так, что я даже заволновалась.

– Что такое?

– Ваш Николай в вас влюблён.

– Неправда, – вырвалось у меня. – Мы друзья.

Одно только предположение показалось мне оскорбительным. Точно меня предали, обманули. Нет-нет. Это всё ерунда.

– Мужчине и женщине вовсе не обязательно влюбляться друг в друга, чтобы общаться, – назидательно, точно объясняя маленькому ребёнку, сказала я.