— Я начинала с тем, что у меня было, — говорит Клодия. — Помните, как вы взяли меня с собой, когда ездили в гости к родителям Мамы-Джейн, босс? В лесной домик? С тех пор я выращиваю этот лес. У меня не было достаточного количества трёхмерных образцов для веток, листьев и прочих живых органов леса — поэтому я воспользовалась тем материалом, который можно легко найти в глобальной Сети. А потом меня увлекла идея — сделать электронный лес, который был бы похож. Как можно более похож… Вы хотите спросить, зачем?

— Тебе хотелось в лес? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит Клодия. — Не совсем… мне хотелось сделать свой лес. Лес меха по имени Клодия, лес такого мира, где такие существа, как я, родятся у себе подобных естественным путём. Это было очень наивно. Оказалось, что трудно… энергозатратно, очень требовательно к памяти… Но мне хотелось. И само это желание — глюк, я понимаю. Артефакт. Или какой-то сбой в моей прошивке. Я ведь должна была сама его устранить, не так ли? Странно себе представить, что можно испытывать любовь к этому… гордость этим…

Я обнимаю её. Мне отчего-то почти стыдно.

— Это… очень человеческое, — говорю я. — Творчество. Прости. Мне бы и в голову не пришло, что вы это можете… А… Клодия, ну, вот, ты делаешь Лес, Герберт пишет стихи, Ланс мочит корки и анимирует своих чудиков… а ты не знаешь, многие ли Галатеи резвятся как-нибудь в этом роде?

Клодия удивлённо взмахивает ресницами:

— Конечно, босс. Так или иначе — все.

Вот тут-то до меня и доходит масштаб проблемы.

— Вот такие дела, — говорю я. — Все. Поголовно. У них — уже вполне себе культура, или субкультура, я не специалист, но вы представьте себе: у них творчество, технологии и обсуждение этого всего совершенно отдельно от нас. Мне они кое-что показали, но это, я думаю, самый краешек их мира.

А вокруг уже ночь. А мы пьём кофе — и у всех глаза, как блюдца.

— Джинна из бутылки выпустили, — говорит Жан.

— Интересно, кто из них додумался назвать это игрой? — говорит Алик.

— Кто-то, кто читал наши труды по философии, — печально усмехается Мама-Джейн. — И потом — надо же было это как-то назвать.

— Детки выросли, — говорю я. — У них появилась личная жизнь. Совершенно настоящая личная жизнь, очень странная по нашим меркам — а мы прохлопали ушами. Наконец-то заметили. А между тем, Рыжик пытался отжигать уже в полгода от роду… очень глупо, правда. Но с тех пор он совершенствуется.

— Вообще, это ожидаемо, — говорит Алик. — Мы ж их воспитывали, как детей — с чего бы удивляться, что они растут?

— Ожидаемо, — говорю я. — Только если об этом кто-нибудь узнает, хоть случайно — конец нам всем. Вы это понимаете, друзья мои драгоценные? И нам, и Галатеям?

— Да вот ещё! — фыркает Мама-Джейн. — Это ещё почему?

— Робби прав, — говорит Жан. — Даже мне неуютно, а уж как отреагирует общественность…

— А что скажет общественность… общественность скажет — под пресс! — рявкает Алик. — Общественность скажет: ещё не хватало машинам иметь какие-то личные закидоны, на которые уходит прорва расходников и энергии! На человеческие денежки мехов развлекать? Ну-ну… не говоря об этой чёртовой «зоне хаоса».