— Хватит. Не будем спорить. Будем работать. В том числе — работать с Гербертом. Пока остатки его мозга функционируют — будем пытаться вытащить хоть что-то. Для начала предлагаю заменить ему корпус, насколько это возможно — потому что у него, наверное, все сенсоры выбило, и это ещё больше его, бедолагу, дезориентирует. Создадим мозгу весь комфорт, какой сможем. Восстановим сенсорные функции, косметические, привычную для него форму. И сразу будет видно, насколько он повреждён.
Наверное, это здраво прозвучало, потому что никто из них спорить не стал.
Внезапно стал возражать, когда мы с ним связались, только Жан-Южанин.
— Новый корпус при неисправном разуме? — хмыкает он. — Хорошенькое дело. Он нам лабораторию не разнесёт, когда ты ему движки восстановишь, Робби?
— Герберт?!
— Ну… по-моему, он уже не Герберт, — печально говорит Жан. — Он уже просто сломанная машина. А сила мех-телохранителя без контроля разума и этического кодекса — это может быть опасно. Вы об этом не подумали?
— Не факт, что он вообще сможет двигаться… — возражает Алик, но мне кажется, что он не очень в себе уверен.
— А в чём проблема с его этическим кодексом? — кидается в атаку Мама-Джейн.
— У него мозг повреждён, — в голосе Жана слышен нажим. — Когда такое случается с человеком, его контролируют психиатры. Санитары. В смирительную рубашку завязывают. А Герберт может быть опаснее.
— Ладно, — решаю я. — Подключаем сенсоры к мозгу, но блокируем в шарнирах конечностей. Чтобы он руки-ноги чувствовал, но двигаться не мог. Пока. И наблюдаем.
Жан и Алик раскрывают череп. От увиденного я чувствую боль: косо срезанный штырь, как копьё, проткнул динамик, ту часть мимического модуля, которая управляет движениями щёк, подбородка и губ, порвал кабели, ведущие от сенсоров — и вошёл в нейристорную базу сантиметров на пять.
— Зря вы всё это затеяли, — вздыхает Жан. — Конец ему. Может, обесточить проще?
— Нет! — тут же вскрикивает Мама-Джейн.
— Научный интерес, — ворчит Жан. — Давайте посмотрим, как он будет барахтаться, да? Вам не жаль?
— Он же не котёнок, чтобы… — начинает Алик, но на него все укоризненно смотрят, и он умолкает.
Тем временем Жан вытаскивает динамик, осторожно, как нейрохирург, обрезает кусочки торчащего кабеля, отодвигает сенсор — и свистит.
— Дамы-господа, а к чему это он подключился?
Теперь мы все видим крохотный зелёный огонёк — индикатор связи с сетью. Ничего себе!
— Давайте посмотрим, что он качает? — спрашивает Жан. — Ну любопытно же!
— Герберт, ты меня слышишь? — спрашивает Мама-Джейн. — Если слышишь, моргни, как сумеешь, дружок… Ох, как вы вовремя отключили его голос…
Герберт пытается опустить отсутствующее веко — обнажённый мимический движок дёргается.
Мама-Джейн разворачивает голографический дисплей:
— Выведи сюда информацию, которую ты принимаешь.
Пауза. Либо Герберт не понял приказа, либо не реагирует на него.
— Золотко, — повторяет Мама-Джейн, — сосредоточься. Выведи сюда информацию, которую ты принимаешь. Я тебя прошу. Ты понимаешь меня?
И на иллюзорный экран обрушивается серый водопад предельно странных символов. Глюки глючные… или какой-то шифр.
— Ого! — свистит уже и Алик. — Иметь в процессор… вечер перестаёт быть томным. Что это он скачивает и откуда, хотел бы я знать…
Текущая по экрану река символов резко иссякает. |