|
На заднем сиденье сумки марки «Монограм» соседствовали с сумкой для гольфа и номером «Фигаро магазин». — Ты уверена, что хочешь открыть свой магазин сегодня? — снова спросил Рафаэль. — Дорогой, — воскликнула Маделин, — мы говорили об этом уже несколько раз! — Но можно было бы продолжить каникулы… — настаивал он. — Я еду до Довилля, мы проводим ночь в Нормандии и завтра обедаем с моими родителями. — Заманчиво, но… нет. Кроме того, у тебя назначена встреча с клиентом, ты же собирался съездить на стройку. — Тебе решать, — капитулировал Рафаэль, поворачивая на бульвар Журдана. Данфер-Рошро, Монпарнас, Распай: автомобиль проехал большую часть XIV округа, а потом остановился у дома 13 по улице Шампань-Премьер, прямо перед темно-зеленой входной дверью. — Я заеду за тобой сегодня вечером в магазин? — спросил Рафаэль. — Нет, я приеду к тебе на мотоцикле. — Но ты же замерзнешь! — Может быть, но я обожаю свой «Триумф»! — сказала Маделин, целуя его. Поцелуй длился, пока клаксон торопящегося водителя такси не вернул их жестоко на землю. Маделин хлопнула дверцей автомобиля и отправила прощальный поцелуй своему любовнику. Она набрала код, чтобы открыть дверь, ведущую во внутренний двор. Там, на первом этаже, находилась квартира, которую она снимала с тех пор, как стала жить в Париже. — Бррр! Да тут минус пятнадцать! — задрожала она, входя в небольшой дуплекс, типичную студию художника, которые были построены в этом районе в конце XIX века. Маделин, чиркнув спичкой, зажгла водонагреватель, а потом включила чайник, чтобы приготовить себе чай. Студия художника уже давно уступила место красивой двухкомнатной квартирке с гостиной, небольшой кухней и спальней в мезонине. Но высокие потолки, большие окна, прорезавшие главную стену, и пол из крашеного дерева еще напоминали об изначальном художественном призвании помещения, внося особый шарм в характер этого места. Маделин включила канал «ТСФ-джаз», проверила батареи и отхлебнула чаю, переступая с ноги на ногу в ритме со звуками трубы Луи Армстронга, пока в квартире не стало тепло. Она быстро приняла душ, дрожа вышла из ванной комнаты и достала из шкафа футболку из термолактила, джинсы и толстый свитер. Готовая идти, она откусила шоколадку «Киндер буэно», одновременно с этим надевая кожаную куртку и повязывая на шею самый теплый шарф. Было чуть более восьми часов, когда она оседлала свой ярко-желтый мотоцикл. Ее магазин находился совсем близко, но она не хотела возвращаться домой перед встречей с Рафаэлем. С развевающимися на ветру волосами, она пролетела несколько сотен метров по улице, которую так любила. Здесь Рембо и Верлен сочиняли свои стихи, Арагон и Эльза Триоле любили друг друга, а Годар увековечил эту улицу в конце своего первого фильма — в той грустной сцене, когда Жан-Поль Бельмондо падает с пулей в спине прямо на глазах своей американской невесты. Маделин повернула на бульвар Распай и поехала по улице Деламбр до «Чудесного сада» — магазина, который она открыла два года назад и который был ее гордостью. Она подняла железные рольставни с трепетом — еще никогда ее отсутствие не было столь долгим. На время отпуска в Нью-Йорке она доверила бразды правления в магазине Такуми, своему японскому ученику, заканчивавшему обучение в Парижской школе флористики. Войдя в помещение, Маделин вздохнула с облегчением — Такуми в буквальном смысле сделал все так, как она велела. Он отоварился накануне в Рунжи, и магазин был полон свежими цветами: орхидеями, белыми тюльпанами, лилиями, мимозами, нарциссами, фиалками. |
