|
— Как можно было забыть то единственное, что я попросил тебя сделать? — И чего так все драматизировать… — проворчал Маркус. — Ах вот как! Пусть Вудмарк и невыносим, но его фирма поставляет нам наши лучшие продукты. Если ты его прокатил, он рассердится и больше не захочет иметь с нами дело. Сделай крюк через ресторан: бьюсь об заклад, что он оставил свой груз на заднем дворе. — Я смогу посмотреть сам, — уверил его Маркус. — А сначала я отвезу вас до… — Нет! — перебил его Джонатан. — Ты несчастный бездельник, на которого невозможно положиться, так что я возьму все в свои руки. — Но малыш же уже никакой! — Нет, нет! — обрадовался Чарли. — Я хочу поехать в ресторан, я тоже! — То есть решено, — отрезал Джонатан. — Поверни на Третью улицу, — приказал он, вытирая рукавом конденсат на лобовом стекле. Но старая «Рено 4» не любила сворачивать со своего маршрута. Ее узких шин не хватало для хорошего сцепления, и внезапное изменение направления движения чуть не спровоцировало аварию. — Ты же совсем не можешь контролировать это свое безобразие! — взревел Джонатан. — Блин, ты убьешь нас! — Я делаю, что могу! — заверил его Маркус, выворачивая руль под звуки раздраженных клаксонов. Лишь поднявшись по Кирни-стрит, драндулет обрел подобие стабильности. — Ты в таком состоянии потому, что увидел мою сестру? — спросил Маркус после долгого молчания. — Франческа всего лишь твоя сводная сестра, — поправил его Джонатан. — Как там она? Джонатан посмотрел на него с враждебностью. — Если ты думаешь, что мы болтали… Маркус знал, что эта тема болезненна для его друга, и не стал настаивать. Он сосредоточился на вождении, и вскоре они достигли Коламбус-авеню, где он припарковал свою «крошку» перед пивной «Френч Тач» на углу Юнион-стрит и Стоктон-стрит. Как Джонатан и думал, Боб Вудмарк оставил свой груз на заднем дворе ресторана. Двое мужчин тут же подхватили ящики и поместили их в холодильную камеру, а потом пошли проверить, все ли в порядке в главном зале. «Френч Тач» представлял собой кусок шестиугольника в центре Норт-Бич, итальянского квартала Сан-Франциско. Небольшое, но очень приятное, это место воспроизводило интерьер французского бистро 30-х годов: деревянные панели, лепнина, мозаичные полы, огромные зеркала в стиле «бель эпок», старые афиши Жозефины Бейкер, Мориса Шевалье и Мистенгетт. Заведение предлагало традиционные блюда французской кухни, неприхотливые и лишенные каких-либо претензий. На доске, висевшей на стене, можно было прочитать: «Пирог из улиток с медом, филе утки с апельсинами, торт Тропезьен…» — А можно мне мороженое, папа? — спросил Чарли, усаживаясь перед оцинкованной стойкой, шедшей вдоль всего зала. — Нет, дорогой. Ты его уже съел несколько кило в самолете. И потом, уже очень поздно, и тебе давно пора быть в постели. — Но ведь праздники… — Ну Джон, будь добряком! — попросил Маркус. — О нет, еще и ты теперь! — Но это же Рождество! — Два мелких зануды! — не смог удержаться от улыбки Джонатан. Он занял место в углу ресторана, за прилавком открытой кухни, которая позволяла гостям принять участие в приготовлении пищи. — Что сделало бы тебя счастливым? — спросил он у сына. — «Белая Дама»! — в восторге закричал малыш. «Повар» с ловкостью сломал несколько плиток темного шоколада, размельчил их в небольшой миске, которую потом поставил растапливаться в водяной бане. |
