Ты сказал, тиун, что тебе что-то показалось странным в байках о зимнем набеге?
— Очень многое — Найден погладил бородку. — Судя по рассказам, у меня сложилось такое впечатление, что в дальних лесах в это полюдье всего было слишком. Слишком много крови — при том, что убитых никто не видел, мол, сожгли, слишком много пожарищ — и не поймешь, что горело, — то ли погост, то ли просто кострище; слишком много страшных россказней, или, как сказал уважаемый господин Конхобар, баек. Словно бы специально все — глаза отвести. Мол, пограбили все, потому и дань малая-малая.
— Вы живете так, — с усмешкой заметил Ирландец, — словно у вас совсем нет верных людей в дальних лесах. I
— Да нет, верные люди есть!
— Я говорю о соглядатаях, послухах, которым вы должны хорошо платить за правдивые вести, — пояснил Конхобар. — Без таких людей нельзя вести серьезные дела. Вот кто-то разграбил собранную дань, а вы даже не знаете кто. И вообще — разграбили ли? Может, хитрые старосты ее сами припрятали?
— Честно говоря, я и сам подумывал об этом, — со вздохом признал тиун.
На дворе вдруг послышался шум, словно бы кто-то рвался в хоромы, стараясь проникнуть сквозь кольцо стражников» Подойдя к окну, Хельги прислушался.
— Пропусти, пропусти, говорю!
— Не велено!
— Жаловаться хотим наместнику, челом бить…
— Нету наместника. На торг уехавши. Сказано вам — один князь здесь, Олег, по прозванью Вещий!
— Князь? Олег Вещий? Слышали, люди? Его-то нам и надобно!
Не дожидаясь окончания спора, Хельги вышел на крыльцо и грозно взглянул на собравшихся.
— Почему шум?
Высокий, с гривой пшеничных волос и аккуратно подстриженной бородкой, в длинном, затканном золотом кафтанце и красном плаще на левом плече, князь стоял, широко расставив обутые в червленые сапоги ноги, положив левую руку ни украшенную смарагдами рукоять меча. Гордый, уверенный и непоколебимый. Властелин!
— Князь! Князь! Княже, — зашептались в толпе, многие стали кланяться.
— Кто такие? — спустившись чуть ниже, строго вопросил князь.
— Гости торговые, с Булгара, с Итиль-реки.
— Гости? — Хельги усмехнулся, глядя на рванные одежды купцов. У некоторых были перевязаны тряпицами руки и головы, один — чернобородый и темноглазый — еле стоял на ногах и надсадно кашлял.
— На что жалуетесь, гости?
— Изобидели, пограбили нас на Воложбе-реке твои, княже, люди! — смело вышел вперед чернобородый, видимо, самый обиженный.
— Как это — «мои люди»? — удивился князь. — Ты что, борода, мелешь?!
— Ну, не твои, — замялся торговец, опустив раскосые глаза. По-славянски он говорил хорошо, чисто. — Не твои, так наместника твоего, воеводы Снорри.
— Откуда знаете, что его те воины были?
— А те, нас изобидеша, сами похвалялись, — вступил в разговор другой купец, в чалме и с длинной бородой, крашенной охрой. — Говорят, за то, что ваши людишки дань нашу забрали, мы вас бьем волею воеводы ладожского, чтоб неповадно было!
— Так нам никакой торговли не будет! — наперебой принялись жаловаться купцы. — То хазары забижают, то печенеги, то ваши. |