— Не знаю, как и благодарить тебя, Никифор!

   — Благодарите Господа. И не забудьте натереть болящего на ночь барсучьим салом.

   Простившись с пашозерцами, Никифор перекрестился и направился в обратный путь. Шел не спеша, наслаждаясь утренней свежестью, запахом сладких луговых трав и первыми лучами солнца. Выйдя к Черному озеру, повернул, огибая Хундолу и таким образом укорачивая себе путь. Внезапный порыв ветра принес свежий запах пожарища, Никифор повертел головой, увидав поднимающийся за лесом дым, резко прибавил шагу. Вот и болотце, ручей, озерко… А вместо обители — догорающие головни и трупы послушников. Все восемь, они лежали головами в сторону озера Злого духа.

  

  

   

    Глава 11 

    НА ЖИВЦА

    Июль-август 868 г . Южное Приладожие

   

   

    Мы несколько иначе смотрим на разбои, упоминаемые летописцем… Отождествление их с классовой антифеодальной борьбой нам представляется натяжкой, данью концепции о феодальной природе Киевской Руси.

    И. Я. Фроянов «Древняя Русь»

   

   

   Плохое место между речками Воложбой и Чагодой: болота, овраги» ручьи — неудобь сплошная. Однако кому как, народа вокруг немало кормится —– из Нево-озера вверх по Сяси-реке плывут на ладьях-насадах купеческие караваны, затем — по Воложке, а потом, сгружают товары, вытаскивают суда, волокут до Чагоды, потом — до Мологе-реке, а уж там прямая дорожка до Итиля, к булгарам, в Хазарию, а через Хвалынское море — в Персию. Оттого и сел здесь много — редко сеют да пашут смерды, все больше на волоках промышляют. Кому помочь, кому ладейки подремонтировать, кому и обходной путь-волок показать, хоть и не прямой, да удобный — по ручьям, по озеркам, — все меньше с ладьями таскаться. Тут же и разбойный люд своим промыслом занимается. Их так и прозывают, волочных татей, — «с волочи, мол», — «сволочи». Конечно, на крупный караван силенок у них не хватит, а вот мелкий — в две-три ладьи — вполне пограбить могут. Товары себе заберут, иногда и ладейки, а купцов да приказчиков — под гать, в болотину. Много болот в местах здешних. А вокруг — леса, леса, леса без конца и без края. Куда ни кинь взгляд — шумит, колышется зеленовато-голубое лесное море. А тати эти, которые «с волочи», в обычный день, пустой, без караванов, люди как люди — зверя лесного бьют, да рыбу ловят, да отобранную у леса землицу-огнище возделывают. Ну смерды и смерды… А только сидят в лесах на высоких деревьях соглядатаи — востроглазые отроки, как покажутся купцы-гости, засвистят, словно соловьи-разбойники, созовут людишек. Те уж смотрят внимательней — какой караван да много ль при нем воинов. Посильней да побогаче пропустят, ну его к ляду, а на тот, что поменьше, обязательно нападут, и тут уж горе купецкому роду-племени. Налетят из лесу с криком, с посвистом молодецким, изрубят гостей торговых, истребят стрелами. Потом трупы в болотины стащат — и снова тишь да гладь кругом, только слышно, как плещется на плесе рыба да журчат ручьи с черной болотной водою.

   

   Отрок Пайк-Заплатка тоже кормился с разбойного промысла. Днями сидел, забравшись на высокую березу, высматривал из густой листвы, не покажутся ли ладьи на Воложбе. Кроме Пайка, еще много таких же ребят на деревах сидело. Кто первый заметит ладейки, тому, в случае удачи, сверх положенной доли еще две придется.