Все семеро детей, пока они
выступали по радио, считались законной добычей тех детских психологов или
профессиональных педагогов, которые специализируются на маленьких
вундеркиндах. Но в этом деле, или на этой работе, из всех Глассов Зуи,
бесспорно, подвергался самым беспардонно хищным допросам, обследованиям,
прощупываниям. И вот что интересно: соприкосновение Зуи с любой областью
таких, казалось бы, несходных между собою наук, как клиническая, социальная
или рекламная психология, неизменно обходилось ему очень дорого: можно
подумать, что места, где его обследовали, кишмя кишели то ли страшно
прилипчивыми травмами, то ли просто заурядными микробами старой закваски.
Так, например, в 1942 году (к непреходящему возмущению двух старших братьев,
служивших тогда в армии), группа ученых вызывала его на обследование в
Бостон пять раз. (Большую часть этих обследований он прошел в возрасте
двенадцати лет, так что, может быть, поездки по железной дороге - и их было
десять - хотя бы поначалу немного развлекали его.) Главная цель этих пяти
обследований, как можно было догадаться, заключалась в том, чтобы выделить и
по мере возможности изучить все корни той сверхранней одаренности, которая
проявилась в редкостной находчивости и богатой фантазии Зуи. По окончании
пятого по счету обследования предмет такового был отправлен домой, в
Нью-Йорк, с пачечкой аспирина в придачу - якобы от насморка, который
оказался бронхиальной пневмонией. Месяца через полтора в половине
двенадцатого ночи раздался междугородный звонок из Бостона, и некто
неизвестный, непрестанно кидая монетки в обычный телефон-автомат, голосом, в
котором звучала, видимо без всякого умысла, этакая педантическая игривость,
осведомил мистера и миссис Гласс, что их сын Зуи, двенадцати лет, владеет
точно таким же запасом слов, как Мэри Бэйкер-Эдди, стоило только заставить
его этим запасом пользоваться. Итак, продолжим: длиннющее, напечатанное на
машинке письмо четырехлетней давности, которое Зуи читал, сидя в ванне,
утром в понедельник, в ноябре 1955 года, явно вынимали из конверта, читали и
снова складывали столько раз за эти четыре года, что оно не только приобрело
какой-то н_е_а_п_п_е_т_и_т_н_ы_й вид, но и просто порвалось в нескольких
местах, в основном на сгибах. Автором письма, как уже сказано, был Бадди,
старший из оставшихся в живых братьев. Само письмо было полно повторов,
поучений, снисходительных увещеваний, буквально до бесконечности растянуто,
многословно, наставительно, непоследовательно - и к тому же перенасыщено
братской любовью. Короче говоря, это было как раз такое письмо, которое
адресат волей-неволей довольно долго таскает с собой в заднем кармане брюк.
А такие письма некоторые профессиональные писатели обожают цитировать
дословно.
18/3/51
Дорогой Зуи!
Я только что кончил расшифровывать длинное письмо от Мамы, которое
получил сегодня утром: сплошь про тебя и про улыбку генерала Эйзенхауэра, и
про мальчишек, падающих в шахты лифтов (из "Дейли ньюс"), и когда же я
наконец добьюсь, чтобы мой телефон в Нью-Йорке с н я-л и и установили здесь
в д_е_р_е_в_н_е, где он мне безусловно н_е_о_б_х_о_д_и_м. |