|
Несколько человек побежали исполнять приказ. Вырезав кинжалом сердце слина, я рассек его на несколько частей и раздал своим людям. Каждый сделал по нескольку глотков горячей крови. Охотничий ритуал требует пить кровь из пригоршни. — Бертрам из Людиуса исчез, — доложил старший повар Публий. Другого я и не ожидал. Я посмотрел на колыхающуюся в ладонях кровь. Старинное предание гласит, что если увидишь себя черным — умрешь от болезни, если отражение будет красным и неровным — погибнешь в бою, если разглядишь в крови седого старца — будешь жить долго и оставишь после себя детей. Слин не захотел со мной говорить. Я вглядывался в горячую густую жидкость, но ничего, кроме крови, не видел. Слин не хотел или не мог со мной говорить. Я поднялся на ноги. Больше не буду смотреть на кровь слина. Лучше смотреть в глаза людей. Я вытер ладони о бедра и взглянул на обезумевшую от страха обнаженную девушку. — Бертрам из Людиуса подошел к часовому, — продолжал свой рассказ Публий, — оглушил его и с помощью крюка и веревки перелез через стену. — Там ему и конец, — заметил кто-то. — Тарларионы о нем позаботятся. — Нет, — покачал головой я. — Его наверняка поджидала лодка. — Далеко он все равно не уйдет, — сказал Турнок. — Даю голову на отсечение — он уже улетел из города на тарне, — сказал я. — Гнаться за ним бесполезно. Отдыхайте дальше. Люди гурьбой двинулись к выходу. — Что делать со зверем? — спросил Клит. — Пусть лежит, — проворчал я. — Мне надо побыть одному. Я закрыл дверь, и мы с рабыней остались наедине. Прикованная к лежанке девушка выглядела несчастной и испуганной. — Ну что, крошка, продолжаешь служить кюрам? — спросил я. — Нет, господин! — воскликнула она. — Как ты мог подумать? — Кто сегодня наводил здесь порядок? — Я, господин, — пролепетала она. Как правило, девушка, которую оставили на ночь, с утра прибирается в комнате. — На колени! — приказал я. Она соскользнула с лежанки и опустилась на окровавленный пол. — В позу! — приказал я. Она немедленно приняла позу наслаждения. Села на пятки, широко развела колени, положила руки на бедра и откинулась на спину. Я видел, что ей стало по-настоящему страшно. Я присел рядом. — Господин? — в ужасе произнесла она. Я навалился на рабыню и овладел ею на залитом кровью полу. Я ласкал ее прекрасное, беззащитное тело, и она постепенно начала отвечать мне. — Значит, продолжаешь работать на кюров? — Нет, господин! Нет! Тело ее содрогалось в любовных судорогах. Бедра дрожали. — Да, — сказал я. — Нет! — Зверь шел по моему запаху. — Я тут ни при чем! — завизжала рабыня. — Пожалуйста, не заставляй меня отдаваться тебе таким способом, — пролепетала она. — Говори! — приказал я. — Пожалей меня! — Говори! — Я относила одежду в стирку, — сказала она. |
