– Это Мохав. Там я родился.
«Примечание. Мохав – пустыня, занимающая часть Калифорнии, Аризоны, Невады и Юты.»
– Неужели ты думаешь, что твоя жена этого не знает? – рассмеялась Вина. – Посмотри – ты дома! Можешь остаться здесь, если хочешь. Разве не здорово будет показать твоим детям, где ты играл когда-то?
– Эти… "головные боли", – сказал Пайк. – Они ведь будут наследственными. Неужели ты хочешь, чтобы ими страдал ребёнок – или целая группа детей?
– Это смешно.
– Смешно? Подумай, сперва меня вынуждают защищать тебя, затем сочувствовать тебе – а теперь знакомые места, тёплая привязанность мужа и жены. Им нужна не просто страсть. Им нужны уважение, доверие, надёжность, любовь – и ещё что-то…
– Говорят, раньше здесь была пустыня. Только песок и кактусы…
– Я не смогу помочь ни тебе, ни себе, если ты дашь мне никакой возможности! – резко сказал Пайк. – Ты говорила, что иллюзии стали для них наркотиком. Они забыли, как ремонтировать машины, сделанные их предками. Поэтому мы для них так важны? Чтобы создать колонию рабов, которые будут…
– Перестань, перестань! Неужели тебе всё равно, что они со мной делают?
– Совершенных тюрем не бывает, – сказал Пайк. – Всегда есть какой-то выход. Когда я был в своей клетке, мне показалось, что несколько минут наш сторож не мог читать мои мысли. Может, сильные эмоции, как ярость, блокируют от них наше сознание?
– Неужели ты думаешь, – рассерженно отозвалась Вина, – что я не пыталась?
– Должен быть какой-то способ. Отвечай!
Её гнев превратился в слёзы.
– Да, они не могут пробиться через – примитивные эмоции. Но эти эмоции нельзя поддерживать долго! Я пыталась! – Она стала всхлипывать. – Они не отстают от тебя – год за годом, прощупывают, отыскивают слабые места, насылают галлюцинации… наказывают и… я не выдержала. Теперь я полностью в их власти. Я знаю, ты ненавидишь меня за это.
Её страх, отчаяние, одиночество не могли не тронуть Пайка. Он обнял её за плечи.
– Я не ненавижу тебя. Я могу понять, что тебе пришлось вынести.
– Этого недостаточно! Им нужны такие чувства, чтобы создать семью, защищать её, заботиться о ней. Как ты не понимаешь? Они узнали мои мысли, мои желания, мои представления о том, каким должен быть мужчина моей мечты. Поэтому они и выбрали тебя. Я не могла не полюбить тебя. И им нужны от тебя такие же чувства.
Пайк был потрясён. Её рассказ был до ужаса правдоподобен.
– Если они могут читать мои мысли, они знают, как ты мне нравишься. С первой минуты, как только я увидел тебя в посёлке. Ты была, как дикий зверёк.
– Значит, дело в этом? В том, что я казалась тебе дикаркой?
Её мысль позабавила Пайка.
– Возможно, – сказал он.
– Теперь я понимаю, почему всё это на тебя не действует, – сказала Вина, выпрямляясь. Ты был дома. И бой, как на Ригеле, тоже не представлял для тебя ничего нового. А человек больше всего мечтает о том, что для него невозможно.
– Может, и так. Я не психолог.
– Да. – Она улыбнулась, словно самой себе. – Капитан корабля, всегда обязанный быть таким официальным, таким порядочным, таким безупречным… конечно же, у него мелькает мысль, каково было бы отбросить всё это.
Сцена изменилась, взорвавшись музыкой и диким весельем. Метаморфоза застигла Пайка сидящим. Сидел он и теперь – на брошенной на пол подушке за низким круглым столом, на котором стояли блюдо с фруктами и кубки с вином. На Пайке был расшитый шёлковый халат, как у какого-то восточного правителя. |