— Ты быстро привыкаешь к ЗвеРре, — заметил Птека. — Чувствуешь приближение ночи.

— Начнешь тут чувствовать, — ворчливо заметил Марк, доставая вязаную шапку. — Уши-то не казённые!

Холодало, и правда, стремительно.

Стоило солнцу уйти за свинцовые крыши, как холод волной покатился по улицам, заставляя горожан обрастать шерстью всех видов. Плечи окутывали косматые бурки и изящные меховые манто. Запестрели на мостовой полосатые, пятнистые, причудливо окрашенные шубки. Через мгновение улица приобрела зимний вид.

— Прямо цунами какое-то! — поёжился Марк, натягивая вязаные перчатки.

Птека привычно окутался блестящей шубой.

Безлюдными проулками они поспешили к Оленьему Двору, тщательно проверяя, нет ли хвоста. (Марк бы совсем не удивился, если бы после усилий Птеки остаться незамеченным, за ними увязалась бы толпа любопытствующих. Но им повезло.)

К месту засады успели засветло.

Марк взял у Птеки банку и тщательно засыпал перцем подходы к полянке, на которой они собрались коротать ночь.

— Сегодня мы всё равно будет только смотреть, — объяснил он. — Во всяком случае, носиться с гиканьем по кустам я не планирую.

ЗвеРра понемногу отходила ко сну. Тревожному, неспокойному сну, наполненному страхом.

Из зарослей, где прятались новоиспечённые засадчики, был виден не только Олений Двор, но и часть города.

— В другом месте сейчас загорались бы огни, чтобы освещать город всю ночь, а здесь наоборот, всё стремительно гаснет… — задумчиво сказал Марк.

— Правильно гаснет, зачем специально привлекать звеРрюг? — заметил Птека. — А у меня лепёшка есть…

— Давай! — оживился Марк. — Есть хочу зверски. Интересно, всё-таки, чем руководствовался ваш пророк-основатель, не очеловечив ни птиц, ни домашнюю живность? Сугубо лесное зверьё осчастливил…

Птека не знал ответа на этот вопрос, протянул лепёшку молча и принялся шебуршиться у стены, устраивая себе гнёздышко. Марк ел.

Сумерки сменились темнотой. Пар вырывался изо рта, вечерний туман опустился на землю ночным инеем.

Марк сидел, привалившись к стене, ровно дышал и бездумно смотрел на город. Рядом посапывал Птека. Он прислонился к Марку, создав с левого бока тёплое подобие стожка. Банку с перцем Марк держал наготове.

Время шло…

ЗвеРра окончательно затворилась на все засовы, спряталась, как могла.

А Олений Двор, к удовлетворению Марка, начал оживать.

Из развалин при зыбком свете луны стали выбираться тени, они принюхивались, ловя в ночном городе какие-то, только им одним известные, запахи — и исчезали в разных направлениях. В подвалах квартировали самые мелкие из звеРрюг — ласки. Более крупные носители Безумия ЗвеРры, видимо, предпочитали привычные места обитания.

Ласки — все — были в человеческом облике. Изысканные, тонкие, прилизанные — они напоминали фигурки на старинной музыкальной шкатулке. Кружево воротников и жемчужные вышивки слабо сияли в лунном свете. Ласки преувеличенно галантно раскланивались друг с другом, но это не мешало то и дело вспыхивать коротким стычкам, которые, впрочем, смотрелись, как балетные па-де-де, а не драки. Марк не мог отделаться от ощущения, что перед ним ожила гравюра с идеальными кавалерами и дамами.

ЗвеРрюги неторопливо расходились во все стороны на ночную охоту.

Олений Двор казался сосредоточением куртуазности и приличных манер.

Но в одно мгновение всё поменялось: откуда-то из потайной щели выбралось нечто, не пожелавшее менять звериный облик. Это было воплощённое Безумие ЗвеРры, лохматое и грязное. Страшное в своей несуразности. Росомаха? Рысь? Невозможно было понять в лунном свете…

Марк судорожно нашарил нож и плотнее вжался спиной в стену.