|
Журанков отдыхал после первого сеанса самосожжения, прикидывая, когда и как лучше совершить второй — а в голове медленно, как пузыри в вязкой среде, сами собой всплывали совсем не относящиеся к делу строки: претенциозные, высокопарные, манерные по нынешним простым временам… Откуда они плыли сквозь Журанкова и куда, он не знал и не задумывался над этим. _В_час_кровавый,_ _В_час_заката,_ _Каравеллою_крылатой_ _Проплывает_Петроград._ _И_горит_на_рдяном_диске_ _Ангел_твой_на_обелиске,_ _Точно_солнца_младший_брат._ _Я_не_трушу,_ _Я_спокоен,_ _Я,_поэт,_моряк_и_воин,_ _Не_поддамся_палачу._ _Пусть_клеймит_клеймом_позорным,_ _Знаю:_сгустком_крови_черным_ _За_свободу_я_плачу._ _Всех,_кого_я_ненавижу,_ _Мертвый,_мертвыми_увижу._ _И_за_стих,_ _И_за_отвагу,_ _За_сонеты_и_за_шпагу,_ _Знаю:_строгий_город_мой_ _В_час_кровавый,_ _В_час_заката,_ _Каравеллою_крылатой_ _Отвезет_меня_домой._ Но то уже была рисовка. На самом деле ненавидеть он тоже не умел — так и не научился. Как и презирать. Некоторым вещам некоторых людей учить совершенно бесполезно. ГЛАВА 5. Оазис Она оказалась совсем домашняя — в короткой юбочке, если что и прикрывавшей, так уж, во всяком случае, не гладкие танцующие ноги, наглядно отдельные одна от другой, и замечательно тесной футболке с надписью «СССР». Корховой только сглотнул от такого зрелища — и сразу, еще не перейдя порога, протянул Наташке букет. Буквально спрятался за него. Пивом они с Фомичевым так и не полечились. Корховому маниакально хотелось извиниться перед Наташкой, причем дела в долгий ящик не откладывая; стыд жег свирепо, будто под майку горячих углей насыпали — и хотя от бутылки пива с утра никто еще не умирал, это получилось бы по отношению к женщине как-то неуважительно. Да и некрасиво. Пришел прощения просить за то, что вчера перебрал, — и ввалился, дыша свежим «Туборгом», ухмыляясь с идиотской глубокомысленностью и натужно выговаривая слова… Картина! Нет, лучше смерть. Благодаря такой щепетильности в вопросах чести теперь, в шестом часу, Корховой был свеж, как майская роза, а кровь его бурлила юно и даже как-то — невесть с чего — обнадеженно. Верно, потому, что в доме у Наташки он был впервые. — Господи! — Она засмеялась. — Так вот в чем дело! Заходи же! Спасибо, что хоть из подворотни позвонил… — Не предупредить я не мог, — сказал Корховой, входя. Она взяла букет обеими руками и с какой-то знаково девичьей всполошенной заботливостью закрутилась на месте, соображая, где, куда и как его сажать. — Мало ли чем ты тут… — А если б меня дома не случилось? — Не пугай. Я и так нервный. — Нет, ну — если? — Ну, пошел бы пиво пить. И цветами закусывать… Она с букетом наперевес уже бежала на кухню. Обернулась. Глаза ее сверкали, будто она была Корховому рада. — Тебе что, сказали, у меня день рождения, что ли? — Не-ет… — и впрямь испугался Корховой. — А что, у тебя день рождения? — Не-а! Убежала. Цветочки обрабатывает. У дев насчет роз какие-то свои приколы, чтоб дольше не вяли — прижечь, надстричь… или наоборот… Ладно, их проблемы. — А чего ж ты спрашиваешь? — повысил он голос. |
