– Да, вы все еще министр – но останетесь им в течение двух часов, не более.

– Что? Не смешите меня, Уэс. Я вынужден буду уволить и вас, если вы будете разговаривать в таком тоне. Мистер Кику, вы можете идти.

– Останьтесь, Генри. И хватит нести всякую чушь, Мак. Вы не можете меня подстрелить, меня здесь уже десять минут как нет. Мак, вы что, полный идиот? Вспомните, я знаю вас еще с тех пор, когда вы были молодым сенатором, мечтающим, чтобы о нем дали хотя бы две строчки в колонке для мелких новостей. Тогда вы мне нравились. Создавалось впечатление, что у вас есть некое шестое чувство, столь редко встречающееся у людей вашей профессий. А сейчас вы готовы выбросить меня на свалку. Должен сказать, вы перестали мне нравиться. Но поведайте мне, ради былых времен, почему вы так желаете сами перерезать себе горло?

– Что? Уж только не мое горло! Я не такой глупец, чтобы позволить какому-то своему подчиненному перерезать мне горло. Мне уже доводилось наблюдать подобное. Но Кику не на того напал.

Робинс медленно покачал головой.

– Нет, Мак, видно, вы и впрямь твердо решили причинить себе вред. Может, вы собирались вырезать Генри язык, прежде чем до него доберутся репортеры? Вот, пожалуйста, можете воспользоваться моим ножиком.

– Что? – Макклюр выглядел весьма удивленным. Затем повернулся и резко бросил. – Кику, вам запрещается говорить с представителями прессы. Это приказ.

Робинс откусил заусениц, выплюнул и сказал:

– Как?.. Ради всего святого, вы же не можете одновременно уволить его и запретить ему говорить.

– Но это внутренние дела нашего министерства.

– Черт бы побрал внутренние дела министерства. Может быть, вам и удастся добиться, чтобы ему не выплатили положенное в соответствии с контрактом денежное вознаграждение из-за нарушения подписки о неразглашении тайн. Но неужели вы надеетесь, что это заставит его молчать? Генри – человек бесстрашный, сейчас у него уже нет никаких надежд и иллюзий, и вам не удастся его запугать. Интервью, которое он даст репортерам, принесет вам еще больше вреда, если вы объявите эти сведения секретными и будете пытаться заткнуть ему рот.

– Можно ли мне что-то сказать? – спросил человек, вокруг которого бушевала эта буря.

– Да, пожалуйста, Кику.

– Благодарю вас, господин министр. У меня нет намерения сообщать представителям прессы о разных неприятных аспектах этого дела. Я просто хотел показать с помощью небольшого преувеличения, что правило держать широкие массы информированными может, как и всякое другое правило, привести к катастрофе, если его применять безрассудно. Полагаю, вы не проявили в своем интервью сдержанности, сэр. Я надеялся, что мне удастся удержать вас от подобной несдержанности в будущем, в то время как мы будем искать возможность исправить совершенную ошибку.

Макклюр с недоумением посмотрел на него.

– Что вы имеете в виду, Генри?

– Я всегда имею в виду именно то, что говорю, сэр. Это экономит время.

Макклюр повернулся к Робинсу.

– Вы видите, Уэс? Мы просто ошибались. Генри – вполне достойный человек, даже при некоторых наших расхождениям во взглядах. Возможно, я проявил некоторую поспешность, поскольку действительно подумал, что вы мне угрожаете. Давайте забудем обо всем, что мы тут наговорили, о моих словах насчет вашего увольнения, и продолжим нашу работу. Ну?

– Нет, сэр.

– Что? Ну не надо быть таким мелочным. Я просто был рассержен, задет за живое, и в результате этого совершил ошибку. Приношу свои извинение. В конце концов, нужно принимать во внимание, что мы все работаем на благо народа.

Робинс издал неодобрительный звук. Мистер Кику мягко ответил:

– Нет, господин министр, так не пойдет.