– М-м… Пожалуй, с этим можно согласиться. Я очень извиняюсь. Я в самом деле прошу прощения…

– Верю вам, сэр. Но могу ли я сделать последнее неофициальное заявление?

– Да, конечно, Генри.

– На мое место хорошо подойдет Кампф, пока требуется выполнять обычную работу, во всяком случае на то время, пока вы будете подыскивать себе новых сотрудников.

– Да? Если вы считаете его подходящим человеком для этого, то наверняка он таким и является. Но, Генри… Мы поручим ему эту работу только временно – я надеюсь, что вы передумаете. Можем даже назвать это отпуском по болезни или чем-нибудь в этом роде.

– Нет, – холодно ответил мистер Кику и вновь повернулся к двери своего кабинета.

Но прежде, чем он успел открыть ее, Робинс громко произнес:

– Успокойтесь, вы, оба. Мы еще не все закончили. – Он повернулся к Макклюру. – Вы правильно сказали, что Генри – человек порядочный, но при этом кое-что забыли.

– Да? И что?

– Я таковым не являюсь, – и он продолжил: – Генри никогда не поступит неспортивно. Что же касается меня, то я вырос в простой обстановке, и меня этические проблемы не беспокоят. Я собираюсь созвать газетчиков и сообщить им все сведения. Я расскажу им, где зарыта собака и кто наложил эту кучу.

Мистер Макклюр со злостью сказал:

– Если вы только дадите это запрещенное мной интервью, то никогда больше не получите работы в государственных учреждениях.

– Не угрожайте мне, вы, переспелый арбуз. Я не карьерист, а так, просто погулять вышел. Пропев свою песенку, я снова вернусь к составлению колонок рубрики «Столица сверху донизу», знакомя широкую читающую публику с фактами из жизни суперменов.

Макклюр уставился на него.

– У вас совершенно отсутствует чувство лояльности.

– Да? Из ваших уст, Мак, это звучит особо цинично. А по отношению к чему лояльны вы, если, конечно, не считать вашей политический карьеры?

Мистер Кику мягко перебил его:

– Это не совсем справедливо, Уэс. Министр был абсолютно тверд в вопросе о том, что мальчик Стюарт не должен быть выдан ради получения выгод.

Робинс кивнул.

– Хорошо. Мак, этого мы у вас не отнимаем. Но вы были готовы принести в жертву сорок лет службы Генри только ради того, чтобы спасти свое безобразное лицо. Не говоря уж о том, что наболтали, не проконсультировавшись со мной, всяких глупостей журналистам только ради того, чтобы ваш рассказ попал на первые страницы газет. Мак, больше всего газетчики ненавидят людей, стремящихся к тому, чтобы о них кричали газетные заголовки. Есть что-то патологически отвратительное в человеке, который стремится видеть свое имя в заголовках газет. Я уже не смогу переделать вас и не хочу этим заниматься, но можете не сомневаться, что скоро увидите свое имя в газетах, набранное крупным шрифтом – но это будет в последней раз. Если, конечно…

– Что вы хотите сказать этим «если»?

– Если мы не соберем обратно Шалтая-Болтая.

– Да? Каким же образом? Послушайте, Уэс, я готов сделать все – в пределах разумного.

– Еще бы! Конечно, вы согласны, – Робинс ухмыльнулся. – Это совершенно ясно. Вы готовы пожертвовать головой Генри, готовы свалить всю вину за вчерашнее интервью на него. Он, видите ли, дал вам плохой совет, теперь его нет, и снова все просто превосходно.

Мистер Кику кивнул.

– Именно так я себе это и представлял. Я согласен пойти вам навстречу, но только в том случае, если мой совет, как завершить это дело с хрошиями, будет принят.